На протяжении трех последних десятилетий каждого столетияпоявляются религиозные маньяки, которые с цифрами в руках начинают доказывать,что близится очередной Армагеддон. Такие люди, разумеется, существуют всегда,но к концу столетия их ряды начинают расти… и очень многие начинают приниматьих всерьез. Появляются монстры. Гун Аттила, Чингиз Хан, Джек Потрошитель, ЛиззиБорден. В наше время, если угодно, это были Чарльз Мэнсон, Ричард Спек, ТедБанди. Коллеги с еще большим воображением, чем у меня, предположили, что вконце каждого столетия Западному Человеку необходимо слабительное, так чтобы онмог предстать перед следующим столетием очищенным и исполненным новогооптимизма. В данном же случае нам поставили суперклизму, и если подумать, тоэто выглядит совершенно разумно. В конце концов, мы приближаемся не только к концувека, но и к концу тысячелетия.

Бэйтмен выдержал паузу.

— Похоже, я все-таки пустился в пляс на могиле мира. Ещепива?

Стью взял еще одну банку и подумал о том, что сказалБэйтмен.

— Это еще не конец, — сказал он после паузы. — Во всякомслучае, мне так не кажется. Просто… переменка между уроками.

— Довольно точно. Хорошо сказано. Если вы не возражаете, я,пожалуй, вернусь к своей картине.

— Валяйте.

— Вы видели других собак? — спросил Бэйтмен в тот момент,когда на дороге возник радостно скачущий Коджак.

— Нет.

— И я не видел. Одного человека я все-таки увидел, ноКоджак, похоже, единственный представитель своего вида.

— Раз жив он, то должны быть и другие.

— Не очень-то научное утверждение, — добродушно сказалБэйтмен. — Покажите мне вторую собаку, предпочтительнее суку, и я поверю, чтогде-то бегает еще и третья. Но выводить из факта существования одной собаки тотфакт, что существует вторая, едва ли справедливо.

— Я видел коров, — произнес Стью задумчиво.

— Коровы — да, и еще олени. Но лошади все подохли.

— Это правда, — согласился Стью. По пути он видел нескольколошадиных трупов. — Но почему это так?

— Ни малейшего представления. Все мы дышим примерно одинаковымспособом. А это, похоже, прежде всего заболевание дыхательных путей. Но нет лиздесь какого-нибудь другого фактора? Люди, собаки и лошади заболевают. Коровы иолени — нет. Крысы, похоже, исчезли ненадолго, но сейчас появились снова. —Бэйтмен яростно смешивал краски на палитре. — Повсюду кошки, прямо чума, инасколько я могу видеть, жизнь насекомых ни в чем не изменилась. Конечно,небольшие промахи человечества редко оказывают на них влияние, да и комар,заболевший гриппом, — слишком уж нелепо звучит Ни в чем не просматриваетсяявной закономерности. Это какое-то безумие.

— Разумеется, — сказал Стью, открывая следующую банку.Голова его приятно гудела.

— Мы наблюдаем интересные сдвиги в экологии, — сказалБэйтмен. Он совершал ужасную ошибку, пытаясь вписать Коджака в картину. —Остатки человечества, возможно, и сумеют наладить процесс воспроизведения, нонайдет ли Коджак себе подругу? Станет ли он когда-нибудь гордым папашей?

— Бог мой, может быть, и нет.

Бэйтмен встал, положил палитру на стул и взял новую банкупива.

— Может быть, вы и правы, — сказал он. — Наверное, где-тоостались другие люди, другие собаки, другие лошади. Может быть, среди этихуцелевших особей есть и беременные. Возможно, в Соединенных Штатах найдутсядюжины женщин, которые прямо сейчас занимаются любовью. Но некоторые животныевполне могут окончательно исчезнуть. Если вычесть из равенства собак, олени —похоже, не обладающие восприимчивостью к болезни — одичают. Разумеется, нехватит людей для того, чтобы истреблять лишнее поголовье. На несколько летохотничий сезон будет отменен.

— Ну, лишнее поголовье просто будет голодать, — сказал Стью.

— Нет, не будет. Не все, далеко не все. Во всяком случае, нездесь. Не знаю уж, что произойдет в Восточном Техасе, но в Новой Англии многосадов и огородов. В течение лет семи здесь не будет ни одного голодающегооленя. Если через несколько лет вы окажетесь в этих местах, Стью, то для тогочтобы пробраться к дороге, вам придется отпихивать оленей локтями.

Стью поразмыслил и, наконец, спросил:

— А вы не преувеличиваете?

— Не думаю. Конечно, может быть, я забыл какой-то самыйсущественный фактор, но, честно говоря, мне так не кажется. Так что давайтевозьмем мою гипотезу о влиянии полного или почти полного уничтожения собак напопуляцию оленей и распространим ее на взаимоотношения других видов. Огромноечисло кошек. Что это значит? Ну, я уже говорил, что на какое-то время крысыисчезли, но сейчас они вернулись. Но если число кошек будет неконтролируемовозрастать, ситуация может снова измениться. Мир без кошек — звучит поначалунеплохо, но кто знает.

— Как вы думаете, сможет ли человечество выжить?

— Существует две возможности, — сказал Бэйтмен, — способныеему в этом воспрепятствовать. Во всяком случае, в настоящий момент я вижутолько две. Первая заключается в том, что у детей может не быть иммунитета.

— Вы хотите сказать, что они умрут, как только родятся насвет?

— Да, а может быть, даже раньше. Менее вероятно, но все жевозможно, что супергрипп подействовал на оставшихся в живых стерилизующимобразом.

— Но это безумно, — сказал Стью.

— Как свинка, — сухо ответил Глен Бэйтмен.

— Но если женщины, ожидающие ребенка, обладают иммунитетом…

— Да, в некоторых случаях иммунитет, как, впрочем, изаразное заболевание, может передаваться от матери к ребенку. Но не во всех. Наэто нельзя рассчитывать. Будущее этих детей очень неопределенно. Конечно, ихматери обладают иммунитетом, но статистическая вероятность говорит в пользутого, что их отцы заболели и умерли.

— Какова другая возможность?

— Мы можем сами завершить дело уничтожения человеческогорода, — спокойно сказал Бэйтмен. — Я действительно думаю, что это оченьвероятный вариант. Не сейчас, разумеется, потому что мы слишком рассеяны поповерхности земли. Но человек — это стадное, социальное животное, и в концеконцов мы соберемся вместе. Когда мы соберемся вместе, мы сможем рассказыватьдруг другу истории о том, как мы пережили великую эпидемию 1990 года.Большинство сформировавшихся обществ будут представлять собой примитивныедиктатуры, возглавляемые маленькими Цезарями. Несколько будут представлятьсобой просвещенные, демократические общества, и я могу сказать точно, что будетнеобходимым условием возникновения таких обществ в девяностых годах и в самомначале двадцать первого века: это будут общества технически грамотных людей,способных снова включить свет. Это вполне возможно, и без особых проблем. Этоведь не ядерная война, в которой все уничтожается. Вся техника до сих пор стоитна своих местах и ждет людей — нужных людей — которые знают, как зачиститьконтакты и заменить несколько перегоревших предохранителей. Вопрос в том, какойпроцент оставшихся в живых понимают, как устроена техника, которую остальныемогут только потреблять.