Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волкодав ничего не ответил. Когда ему было пятнадцать лет, егокак раз приковали к рудничному вороту вдвоём со слабогрудым аррантом, бывшимстоличным учителем. Аррант еле таскал отягощённые кандалами ноги и быстровыбивался из сил. Он не помогал напарнику, а больше мешал. Спустя какое-товремя молодой венн стал просто сажать его на бревно ворота и возить круг закругом, один делая всю работу. А благодарный учитель, превозмогая кашель, знайнараспев декламировал классические поэмы, наставляя смышлёного варвара вбожественном языке философов и поэтов… А мерзкие твари, прикормленные аррантом,были их единственными друзьями…
Атталик, если бы поставить его к тому вороту, отдал бы своимБогам душу самое большее через полдня. Да. Если кого не били как следует, любойшлепок кажется смертельным ударом. Атталик обещал стать рослым и красивыммужчиной, но покамест это был всего лишь костлявый юнец с едва проклюнувшимисяусами, вечной обидой в глазах и вполне бредовыми понятиями о чести и мужестве.
Вот он рассмотрел книжечку у Волкодава на коленях:
– Эй, венн, вверх ногами читаешь…
Он, наверное, ждал, чтобы Волкодав покосился вниз, но тотему такого удовольствия не доставил. Мальчишка вызывающе продолжал:
– На что тебе грамота, телохранитель? Может,звездочётом стать хочешь? Звёзды считать, когда они у тебя из глаз полетят?
Он даже и съязвить как следует не умел. Волкодаву надоеловыслушивать дерзости сопляка, он убрал книжку в футляр, поднялся и молча пошёлпрочь. Атталик тотчас догнал его и схватил за рукав, поворачивая к себе.Схватил тоже неумело – надумай Волкодав освободиться, у него только хрустнулибы пальцы. Венн остановился, а Мыш растопырил крылья и кровожадно зашипел.Волкодав накрыл зверька ладонью: расцарапает мальчишке нос, объясняйся потом.
– Кто-то из нас лишний на этом свете,телохранитель, – тихо и зловеще выговорил Атталик. – Почему кнесинкаездила кататься на лошади с тобой, а не со мной? Почему ты, худородный венн,повезёшь её к жениху и будешь спать возле её порога, а я останусь здесь? Пустьдлиннобородый Храмн судит, кто из нас двоих достойней служить…
Волкодав мог без запинки перечислить свой род на шестьсотлет назад, до самого Пса. Он хотел сказать об этом сегвану, но неожиданноподумал: Моему меньшому братишке сейчас было бы столько же. И он сказал только:
– Земля велика, сын кунса. Хватит на ней места и мне, итебе.
– Ты трус! – полетело в ответ. – Ты боишься!
Волкодав выдернул у него рукав и ушёл, не оглянувшись.
Охрана кнесинки должна была, не считая велиморцев, состоятьиз двух стягов. Один – дружинные витязи со знатным боярином во главе. Другой –городская рать, сиречь стражники, придирчиво отобранные думными старцами. Таквелел старинный обычай. Он хранил память о тех временах, когда кнесы ещё небыли правителями – просто вождями боевых дружин, приглашённых в город радизащиты от неприятеля. А стало быть, нынче не только отец выдавал замуж дочь:весь Галирад старался в том поучаствовать!
Ратники делились на три отряда, по числу городскихземлячеств: сольвенны, вельхи, сегваны. Волкодав немало порадовался, увидевсреди них Аптахара. Опытный воин не первый раз приезжал сюда с Фителой и всегдананимался служить на целое лето, его здесь знали и уважали, считали своим. Ивот дождался почёта: поставили возглавлять сегванский отряд, торжественноопоясали старшинским поясом. Гордый оказанной честью, Аптахар пошёл даже на то,чтобы распроститься с купцом Фителой аж до будущего года. Если получится, ближек новой весне он разыщет его на сегванском побережье, откуда они обычноначинали свой путь в земли сольвеннов. А не получится – всяко встретятся потомв Галираде. Что касалось заработка, поездка в Велимор золотых гор не сулила.Но, право же, стоило потерять в деньгах, чтобы про тебя потом говорили: тотсамый, что сопровождал кнесинку к жениху!..
– Авдику тоже брали, да я не пустил, – поделилсяАптахар с Волкодавом. – Мало ли что, кто-то должен род продолжать! Ничего,его дело молодое, ещё успеют ему дальние края надоесть… Так что ты скажидружку-то своему, пускай глаз с девчонки не сводит…
Авдика, похоже, был не вполне согласен с отцом, но у сегвановне было принято идти наперекор родительской воле. Парень только вздыхал,рассматривая пригожие новенькие одёжки, которые уже шили для поезжан нарочноотряженные мастера.
А ещё горожане несли своей кнесинке подарки. Волкодаву этиподношения больше всего напоминали погребальные милодары, которые, по вере егонарода, родичи и друзья складывали умершему на костёр. Эта мысль не нравиласьВолкодаву. Одна беда: то, о чём совсем не хочется думать, знай упрямо лезет наум.
Каждая уважающая себя мастерская считала своим непременнымдолгом поднести на память кнесинке произведение своего ремесла. Что-тогосударыня в самом деле возьмёт с собой на чужбину, что-то останется здесь ипополнит сокровищницу крома, став потом, может быть, подарком заморскому гостю.Какая разница? Главное, поспеть с приношением и услышать из уст самого кнеса:«Моя дочь благодарит тебя, мастер».
Не говоря уж о том, что востроглазый и любопытный народ,конечно, тоже решится заполучить к себе в дом нечто похожее. По крайней мере стого самого верстака!
Стекловар Остей сложил к ногам правителя бусы, игравшиеживыми радужными цветами, каких в Галираде никогда ещё не видали, иудивительную посуду: ковшик, миску, чашку и ложку – всё стеклянное.
– Любо-дорого посмотреть на такую работу, мастер Остей, –сказал кнес, восседавший в кресле-престоле посередине двора. – Вот толькочто с нею делать, кроме как любоваться? От горячего треснет, а уронишь –побьётся…
Добрый Остей был готов отвечать за изделия своих рук. Онсоступил с ковра на твёрдые дубовые плахи, которыми был вымощен двор, поднялнад головой прозрачную ложечку и уронил её на мостовую. Кнес, ожидая жалобногодрызга, успел досадливо поморщиться, но брови тут же изумлённо взлетели.Ложечка упруго подпрыгнула и осталась лежать совсем целая и невредимая.
– Я её на камни ронял! – гордо заявил мастер.
– Колдовство!.. – немедля послышалось из глазевшейтолпы.
Волхв, присутствовавший при дарении подарков как раз длятакого случая, взял ложечку в руки и во всеуслышание заявил:
– Нет здесь никакого колдовства.
– Наука! – воздел палец стекловар, и Волкодавокончательно убедился, что здесь не обошлось без Тилорна. Остей же нагнулся зачашкой и потребовал: – Кипятку мне!
Юный сын рабыни живой ногой слетал на поварню и притащилбольшой черпак кипятку. Кипятка хватило наполнить и чашку, и миску, и ковшик.Тонкое стекло запотело по краям, но лопаться и не подумало.
– Наука!.. – со значением повторил стекловар…
Позже всех, в самый последний день, явился со своим подаркоммастер Крапива. Когда он развернул мягкую замшу, толпившиеся люди, а пуще всехвоины попросту ахнули и подались вперёд. На ковре у ног кнеса, отражая каждымколечком синее небо, переливалась маленькая – как раз на девичье тело –кольчуга. А при ней наручи, поножи и шлем. Блеск металла был не серебряный и нестальной, а совсем особенный, никогда прежде не виданный.