– У Богдана были явно криминальные наклонности! –патетически воскликнула Елена Сергеевна. – Но армия его исправила! Вот уж неожидала, что из порочного мальчика выйдет толк. Он водил мусоровоз, а всвободное время помогал нам по хозяйству, все умел: картину повесить, кранпочинить, гвоздь вбить, трубу прочистить, стекло вставить. Очень полезно такогочеловека под рукой иметь! Все лучше, чем мастеров из ЖЭКа вызывать. Его убилиграбители, польстились на деньги, подробностей я не знаю.

– Значит, Богдан часто бывал у вас дома? – перебила я ЕленуСергеевну.

– Конечно, – кивнула она, – то одно ломается, то другое,картошку с рынка приносил, овощи тяжелые.

– Богдан знал Настю?

– Естественно, они даже дружили, если можно такохарактеризовать отношения между ребенком и взрослым парнем. Богдан всегдаНасте подарочки приносил, мелочи – конфеты, карандаши, – а Настенька емукартинки рисовала.

– Таня знала историю появления Богдана в доме Медведевых?Была в курсе, кем работает его мать?

Елена Сергеевна напряглась.

– Нет! Поймите меня правильно, мы боялись, что Настя узнаетправду: ее мать сумасшедшая, в психлечебнице. Каково жить с таким грузом?Поэтому объявили Лару покойной. Как и где Миша доставал документы, всякие тамсвидетельства и паспорта, мне неведомо. Но с его деньгами нетрудно решить любуюпроблему. К сожалению, зять потом женился на Татьяне, на этой отвратительнойбабе!

– С какой стати вы вдруг поехали в Фолпино навещать Ларису?

Елена Сергеевна судорожно сцепила руки.

– Миша бывал в интернате, правда, нечасто. Но его телефонимелся у директора и сиделки. Ну, на всякий случай, мы ждали… понимаете чего?

Я кивнула. Конечно, понимаю. И милая мамочка, и любящиймуженек ждали смерти Ларисы, а у той, как назло, оказалось здоровое сердце.Ясно мне теперь и другое.

Михаил и есть тот самый таинственный благодетель ИванИванович, о котором с придыханием рассказывала директриса Эвелина Лазаревна.Вернее, не так, Иван Иванович миф, а его «секретарь Сергей» на самом деле носитимя Михаил Медведев.

– Но Лариса находилась словно в законсервированномсостоянии, – вещала дальше Елена Сергеевна, – много лет, а потом мне сообщили,что к ней вроде возвращается разум! Вот уж беда! Миша помчался в Фолпино,вернулся притихший. Лара его не узнала, но совершенно нормальным голосомспросила: «Где моя мама?»

– И вы ночью, никому не сказав ни слова, ринулись винтернат? Испугались, что дочь придет в себя? Начали ездить в Фолпин??регулярно, боялись пропустить момент ее просветления? Опасались откровенностиЛарисы?

Елена Сергеевна бурно зарыдала.

– Понятно, – поморщилась я, – мы приехали! Вылезайте! Я васпровожу.

Кругликова покорно вышла из машины, безропотно поднялась всвою квартиру и вдруг нервно спросила:

– Вы сейчас куда?

– По делам, – обтекаемо ответила я, – вас попрошу никуда невыходить. Считайте, что находитесь под домашним арестом.

– Можно я поеду с вами? – занервничала старуха.

– Зачем? – изумилась я. – Время позднее, ложитесь лучшеспать!

Елена Сергеевна схватила меня за рукав:

– Она звонит по ночам! Я не выдержу, выпрыгну из окна!

– Кто? – поразилась я. – Шантажистка, которая узнала правдупро Ларису и теперь требует денег?

– Нет, – зашептала старуха, – она не хочет денег, япредлагала. Ей другое надо!

– Что?

Кругликова опустилась на банкетку, стоявшую у вешалки.

– Она постоянно твердит: «Тебе лучше прыгнуть из окна! Этопросто! Распахни створку – и вниз! Иначе будешь мучиться! Ты убийца! Убийца!Травила Ларису лекарствами, нарочно давала ей слишком большие дозытранквилизаторов, чтобы дочь и впрямь сошла с ума! По ночам тебе снитсяокровавленный Анатолий! Прыгай вниз, кошмар закончится, избавься от напасти илирехнешься».

Я молча смотрела на старуху, пытаясь отыскать в душе хотькаплю жалости к ней, а та шептала:

– Она меня почти убедила, я скоро выпрыгну!

– Звонит она по городскому телефону?

– Да.

– Где аппарат?

– На кухне, как раз у окна! Она говорит, а я вниз гляжу,голова кружится, кружится…

Я схватила Елену Сергеевну, отвела в кухню и рывком выдралашнур из стены.

– Вот! Сегодня вас никто не побеспокоит!

Старуха зарыдала.

– Дайте ваш мобильный! – приказала я.

Елена Сергеевна трясущейся рукой протянула сотовый, яотключила и его.

– Все! Теперь ложитесь спать!

Старуха заплакала еще горше.

– Вы же не выдадите меня? Я старалась ради дочери… Миши…Настеньки…

– Укладывайтесь в кровать, – брезгливо сказала я, – утровечера мудренее. Не включайте телефон, не выходите из квартиры, я приду завтрав районе полудня.

– Хорошо, душенька, – закивала Елена Сергеевна, на лицекоторой мгновенно высохли слезы, – вы меня правильно поняли, я ни в чем невиновата! Давайте будем друзьями! Знаете, я всегда вас обожала!

В кафе на Рижском вокзале я ворвалась за пять минут доназначенного срока. Стоит ли упоминать, что на мне была не красная, амалоприметная черная куртка, самые обычные джинсы и удобные сапожки «угги»,этакие валеночки из дубленой кожи. Я не желала общаться с внучкой ЕлизаветыАндреевны, моя задача состояла в другом – проследить за девушкой, котораянепременно приведет меня к своей бабке Елизавете.

Быстро сев за свободный столик, я оглянулась и тут жезаметила… Настю, сидевшую в центре зала.

Очень удивившись, я спрятала голову в капюшон с меховойопушкой, а Настя, поглядывая на часы, елозила на стуле. В конце концов онавстала и пошла к выходу, я ринулась за ней.

Не оглядываясь, Настя добежала до электрички и вскочила ввагон, я следовала за ней словно хвост. Несмотря на поздний час, в поездеоказалось полно народа, на меня никто не обратил внимания, многие женщины былиодеты в темные куртки с капюшонами, в вагоне не работала печка и царил собачийхолод. Насте удалось сесть, я стояла неподалеку, не выпуская девушку из виду.