Вот это самое свойство Алины Яковлевны – страсть хранить напамять – и нанесло вчера Альбине одну из самых страшных ран в ее жизни. Исейчас она смотрела в грязноватое стекло «Газели», перед которым расстилалисьеще совсем по-зимнему покрытые снегом поля с едва наметившимися проталинами, насерое, неприветливое, очень не весеннее небо, а видела две пожелтевшие, ломкиеот времени газетные вырезки. Ни названия газет, ни даты не сохранилось. Однако,судя по стилистике, статьи относились к концу сороковых – началу пятидесятыхгодов.

Статей оказалось две, причем с фотографией. Там былиизображены два человека в белых халатах, низко надвинутых шапочках и марлевыхмасках. Эти двое склонялись над чем-то, лежащим на столе и тоже накрытым белым.Лиц персонажей разглядеть было невозможно, однако заметка под снимком уверяла,что операцию проводят молодые, талантливые хирурги N-ской больницы городаГорького Г. П. Налетов и С. Е. Кавалеров, которым по плечу любые дела, отудаления аппендицита до, скажем, трепанации черепа, и если бы все молодые врачив нашей советской стране были таковы, проклятые империалисты давно передохли быот зависти.

Альбина с изумлением прислушалась к собственному сердцу,которое, как всегда, почему-то чрезвычайно глупо забилось при упоминаниифамилии Налетова. И, главное, Г. П. Хотя, конечно, это был другой Налетов – тотсамый, знаменитый, светило отечественной хирургии, начинавший свою блестящуюкарьеру в Горьком, ныне – Нижнем Новгороде. Про С. Е. Кавалерова Альбинаслышала впервые в жизни и решила, что он попал на снимок случайно, просто какколлега великого человека. Однако вторая статья, пусть и без фото, заставила еепеременить мнение, поскольку целиком посвящалась этому самому Кавалерову.Называлась статья «Врач-убийца». Кавалеров и был врачом-убийцей! Несколько разво время его операций умирали люди, и никто, конечно, ни в чем не обвинялврача: бывают случаи, когда медицина бессильна, однако вдруг стало известно,что несчастные умерли от болевого шока. Сначала подозревали анестезиолога, новскоре выяснилось, что виноват Кавалеров, который похищал морфий и разбавлялэфир. Или делал что-то подобное с обезболивающими препаратами – в статье обэтом было написано весьма туманно. Почему и как разоблачили Кавалерова –умалчивалось вообще. Просто – «выяснилось, что…» Заканчивалась статейкамногообещающе: «Врач-убийца понес заслуженное наказание!»

Когда Альбина дочитывала статью, вошла Алина Яковлевна.

– Да что ж тебя ничего не заставишь делать! – воскликнулаона плачущим голосом. – Опять расселась! Опять читаешь!

– Кстати, ты могла бы заметить, что я не сижу, – обреченновздохнула Альбина, вволю наслушавшаяся в своей жизни рассуждений на тему: «Леньраньше тебя родилась!» – Но тут столько всякого старья, которое я не решаюсьбез тебя выбрасывать… Эти бумажки, надеюсь, мы больше не будем хранить?

Альбина потрясла в воздухе пожелтевшими страничками инахмурилась при виде судороги, исказившей лицо матери.

Да что такое? Что она опять не так сделала?

Алина Яковлевна нагнулась, двумя пальцами подняла с полуцеллофановую обертку, в которой хранились вырезки, и с брезгливым выражениемсунула ее в коробку, предназначенную на выброс.

– Выкинь к чертовой матери, – сказала оскорбленным тоном. –Тем более что это все, что осталось от твоего папаши… кем бы он ни был!

– Эй, проснитесь, хватит вам храпеть!

Сердитый оклик вырвал Альбину из оцепенения.

Проснитесь? Она разве спала?

С трудом распрямив затекшую шею, подняла голову, которая,оказывается, лежала на плече отца Афанасия. Тот протер глаза – очевидно, тожевздремнул, – однако вид у него был насупленный, и Альбина поняла, что ееповедение сурово осуждается. Ведь на дворе последний день Великого Поста, а она– голову на плечо! И кому?! Но, с другой стороны, – аще в дорозе, аще вболести…

Покончив с моральными терзаниями, Альбина глянула в окно ичуть не вскрикнула, увидав дикую картину. «Газель» стояла посреди реки… ну,предположим, речки шириной метров пятьдесят, но все равно – посреди. Серая водаморщинилась под ветром, течение густо гнало шугу, а сверху сыпался мелкийколючий снежок.

– Что случилось? – испуганно спросила Альбина. – Почему мыне едем?

– Все! Приехали! – буркнул водитель. – Мотор заглох!

Священник перекрестился.

– А мы вообще-то где? – тупо поинтересовалась Альбина. –Что-то я ничего не пойму. От города далеко? Может, вернуться и позвонить?

Шофер глянул так, что она поперхнулась.

– Спать надо меньше! Мы уже четвертый час в пути. Приехали,можно сказать! Десять кэмэ до поселка осталось, а оттуда до Синички рукойподать. И вот – надо же! Тут, бывало, с маху перелетывали, а уровень воды из-зашуги поднялся, ну, я и сел.

Он потерзал стартер:

– Вот видите?

Пассажиры ничего не увидели, зато услышали некое жалобноечиханье и чавканье с подвыванием.

– А… теперь как? – осторожно полюбопытствовал отец Афанасий,поглядев на часы. – К обедне-то успеем? Чтобы там обернуться и всенепременнобыть ко всенощной в обители!

Шофер покосился на него со злой обреченностью:

– Не шути! Лучше молись, чтобы хоть кто-то по берегупроехал, да увидел нас, да чтоб догадались трактор прислать.

– Но ведь это неизвестно, сколько протянется, – с сомнениемсказала Альбина. – Может, попробуем как-нибудь вброд? А там, наверное, найдетсякакая-нибудь попутка…

– А машина? А благотворительный груз? – в один голос иодинаково сурово вопросили водитель со священником.

– Да ты что, думаешь, пройдешь здесь, аки Христос по суху? –добавил ехидно шофер. – Неведомо, какие ямищи половодье намыло. Мы вот по капотсели, а ты вообще с ручками и ножками уйдешь.

Альбина поежилась. С ручками и ножками? А на дворе, судя поснежку, скорее минус, чем плюс. Да, несмотря на раннюю Пасху, весна, пожалуй,будет затяжная, поздняя…

Шофер задрал ноги, упершись ими чуть ли не в ветровоестекло. Альбина покосилась на него с возмущением и вдруг заметила, что отецАфанасий стыдливо проделывает какие-то телодвижения, словно пытаясь сделатьнечто подобное. Глянула вниз и ахнула, увидев, что ее ботиночки начинаютпогружаться в воду.

– Нас заливает! – крикнула панически. – Мы что, тонем?

– Ну, шуга тает, – философски отозвался шофер. – Уровеньприбавляется. Все нормально.