и поэтому входят в наш быт тоже по-разному, по мере того как новоизобретенные версии вытесняют устаревающие. Технология движется вперед и диверсифицируется за счет усовершенствования существующей, которая в свое время точно так же нарастила мощности по сравнению со своей предшественницей. Культурный ландшафт формируют бесконечные волны новаторства и подражания. Эта логика распространяется на всё – от производства простейших промышленных товаров, таких как булавки и канцелярские скрепки, до головокружительно сложных космических станций и генной инженерии с использованием методик CRISPR (редактирования генома), – и даже, если заглянуть в далекое прошлое, на оббивку камней нашими предками-гомининами и творения новаторов-животных. Технологическая эволюция бесконечна по той же самой причине, что и биологическая; всюду, где царит разнообразие, в том числе в функциональности и наследуемости, неизбежно возникнет естественный отбор.

Между тем любопытно, что в отличие от технологической эволюции, которая большинству очевидна, эволюцию искусства признают далеко не все{1321}. Однако создание произведений искусства и изменение искусства во времени во многом обусловлено имитацией, которая никоим образом не сводится к копированию стилей, приемов и материалов. Кино- и театральная индустрия иллюстрируют то, что утверждают своим существованием архитектура, живопись и скульптура. А именно, что без настройки разума на оптимальное социальное научение, произведенной в ходе естественного отбора, искусство бы попросту не рождалось.

Изучив то немногое, чем мир искусства обязан нашему биологическому наследию, рассмотрим эволюцию танца. Поскольку его история на редкость хорошо документирована, она представляет собой отличный материал для анализа, на основе которого можно продемонстрировать механизмы развития человеческой культуры. Мы увидим, что культурная эволюция не линейна, то есть не движется неуклонно от простых форм к все более и более сложным, как полагали антропологи XIX в{1322}., и не похожа на древо, дающее все новые и новые побеги на разрозненных ветвях, как изображал биологическую эволюцию Дарвин{1323}. Культурная эволюция больше напоминает плавильный котел, в котором инновации зачастую являют собой заимствования из других областей, поэтому культурные потоки то и дело сближаются, сливаются и вновь разделяются. Этот процесс можно увидеть как насыщенную взаимовлияниями коэволюцию танца, музыки, моды, искусства и технологии, истории которых тесно переплетены.

Начнем с кино. После выхода «Игры в имитацию» (The Imitation Game) Бенедикту Камбербэтчу пели дифирамбы за великолепно сыгранную роль Алана Тьюринга, эксцентричного гения, взломавшего криптографическую систему «Энигмы» – шифровальной машины, которую нацисты использовали для отправки секретных телеграмм во время Второй мировой войны. В процессе этой работы ученый создал первый в мире компьютер. Детище Тьюринга должно было имитировать человеческий мозг и, возможно, даже конкретный разум – его первого в жизни друга и первой любви, Кристофера Моркома, именем которого изобретатель и назвал свой электромеханический дешифратор. За службу в Блетчли-парке[23], позволившую, по некоторым оценкам, приблизить окончание войны на два, а то и на четыре года, король Георг VI удостоил Тьюринга звания кавалера Ордена Британской империи. Но жизнь Тьюринга закончилась трагически. В 1952 г. гомосексуализм все еще был в Британии уголовным преступлением, и Тьюринг, преследуемый за свои нетрадиционные связи, после двух лет принудительного лечения гормонами покончил с собой, съев пропитанное цианидом яблоко незадолго до 42-го дня рождения{1324}. Только в 2013 г. королева Елизавета II даровала ему посмертное помилование и премьер-министр Гордон Браун извинился за недопустимое обращение Великобритании со своим гражданином – блистательным ученым и героем войны.

Тьюринг считается отцом современных информационно-вычислительных систем. Как утверждает легендарный разработчик искусственного интеллекта Марвин Мински из Массачусетского технологического института, эпохальная статья Тьюринга 1937 г. «содержит, по сути, описание современного компьютера и некоторых связанных с ним методов программирования»{1325}. На протяжении полувека метафора разума вдохновляла работы в области искусственного интеллекта, подпитывая процесс непрерывного совершенствования компьютерных технологий. Еще в 1996 г. по самолюбию человека был нанесен сокрушительный удар, когда суперкомпьютер Deep Blue обыграл в шахматы величайшего, возможно, гроссмейстера всех времен Гарри Каспарова, продемонстрировав превосходство механического разума над биологическим. Самый мощный современный суперкомпьютер – Tianhe-2, находящийся в Оборонном научно-техническом университете Китая, – представляет собой последнее на данный момент[24] звено в длинной цепи усовершенствований предшествующих технологических достижений, которая берет начало в коттедже № 8 Блетчли-парка. Не за горами тот день, когда на смену сегодняшним цифровым компьютерам придут квантовые. Уже сейчас самый точный хронометр в мире – квантовые логические часы, изготовленные американским Национальным институтом стандартов и технологий: измеряя время по колебаниям одного-единственного атома алюминия, они идут настолько точно, что за миллиард лет не отстанут и не убегут вперед даже на секунду. И все же каждое из этих технических чудес носит универсальное обозначение «квантовый механизм Тьюринга», словно отсылая нас к тому скромному зачину.

Мы охотно признаем роль, которую играет в технологической эволюции имитация, точно так же, как без труда понимаем попытку Тьюринга воспроизвести вычислительные мощности разума в думающей машине. А вот о чем мы нередко забываем, так о том, что, поскольку любой актер и любая актриса зарабатывают на жизнь имитацией изображаемых персонажей, кино – всегда игра в имитацию. Вся киноиндустрия основана на способности талантливых актеров изучить поведение своего персонажа, его речь, манеры в мельчайших подробностях и воспроизвести их с достаточной точностью, чтобы зритель воспринял героев как реальных людей и верил происходящему на экране. Камбербэтч перевоплощается в Алана Тьюринга, так же как Марлон Брандо перевоплощался в Вито Корлеоне в «Крестном отце», а Мэрил Стрип – в Маргарет Тэтчер в «Железной леди». Если эта игра в имитацию не удастся, от магии кино не останется и следа. Самые талантливые имитаторы за свои заслуги получают звездную награду – «Оскар» или «Золотой глобус». Десятки миллионов лет отбора в пользу все более и более точного социального научения увенчались талантами Брандо и Стрип. Однако отбор этот, безусловно, не был направлен на совершенствование актерского мастерства как такового. В плейстоцене не ставили любительских спектаклей, и первым гомининам лицедейство не давало никаких преимуществ для приспособленности. Актерство – это не адаптация, а скорее экзаптация, то есть свойство, изначально вырабатывавшееся в ходе естественного отбора совершенно для другой функции{1326}. Актерский талант – побочный продукт отбора в пользу имитации.

Те из наших далеких предков, кому удавалось лучше подражать другим, действительно получали преимущества для приспособленности, однако подражание у них выражалось не в лицедействе, а в усвоении непростых жизненно важных навыков. Все мы выходцы из древнего рода заядлых подражателей. Путем подражания наши праотцы учились мастерить орудия для рытья земли, копья, гарпуны и рыболовные крючки, изготавливать сверла, буры, иглы и копьеметалки, разделывать добычу и снимать мясо с костей, разводить и поддерживать огонь, обмолачивать, перетирать и вымачивать растения, охотиться на антилоп, сооружать ловушки для дичи, ловить рыбу, готовить черепах и делать орудия из их панциря, обороняться сообща от свирепых хищников, а также узнавать, что означает каждый знак, звук и жест из тех, что применяют люди в ближнем окружении. Именно этими и сотнями других навыков формировались виртуозные подражательные способности нашей ветви. Добиться такого мастерства было вопросом жизни и смерти для тщедушных и беззащитных представителей нашего рода в их суровой борьбе за выживание на равнинах Африки, в пустынях Леванта или на побережье Средиземноморья.

Сотни тысяч, возможно миллионы, лет отбора в пользу грамотной имитации формировали мозг человека, великолепно адаптируя его к тому, чтобы переводить визуальную информацию о движениях окружающих в соответствующую моторику собственных мышц, сухожилий и суставов. И теперь, вечность спустя, мы без особого труда применяем эти способности в абсолютно немыслимых для наших предков целях, не отдавая себе отчет, насколько же необычайную адаптацию представляет собой переимчивость. Имитация не пустяк. Мало кто из других животных способен к моторной имитации, а те, у кого эта форма научения все-таки отмечается, бесконечно уступают нашему виду в четкости и точности передачи{1327}. Уже больше века психологи силятся понять, как имитация в принципе становится возможной{1328}. В основном научение происходит, когда мы получаем за свои действия «вознаграждение» или «наказание»{1329}, например, добиваясь желаемого или испытывая боль. Подкрепление побуждает нас повторять те действия, которые нам приятны, и избегать тех, которые вызывают боль или стресс. Научение такого рода называется оперантным обусловливанием. Системы вознаграждения, вызывающие у нас положительные или отрицательные ощущения, – это древние структуры нашего мозга, выкованные отбором для того, чтобы вырабатывать у животных поведение, отвечающее адаптивным целям{1330}. Но ведь когда мы, наблюдая за другими,