— А это от тебя зависит. Кто-то из мудрецов сказал:меньше всего мы склонны прощать людям собственную подлость. Улавливаешь? Тыпостоянное напоминание об этой самой подлости И он знает, и ты знаешь, и всезнают…

— Может, зря я домой вернулась?

— Если ты Славку убедишь в своей большой дружбе, так ипроживешь спокойно, и даже очень может быть, что хорошо устроишься. А неубедишь, тогда ноги в руки — и отсюда подальше.

— Занятно, — кивнула я. — Ноги в руки,говоришь…

— Ты как сама настроена, с претензиями или…

— У меня к Славке претензий нет и быть не может. Меня воборот круто взяли, деваться некуда, либо на себя брать, либо валить на Славку.Мне такое не по силам, да и соучастие все равно бы припаяли, пошли бы вместе…

— Это ты все сама придумала или подсказал кто? —спросил Валька презрительно, — Чушь все это. Передо мной спектакль неразыгрывай. Он Китайца завалил, потому как тот костью в горле стоял. Делосделал в горячке и по-глупому… Если б ты на себя не взяла, париться бы ему втюряге.

— И многие так решили? — спросила я, начинаядумать, что Нинка, пожалуй, права и возвращаться мне не следовало. В концеконцов. Россия большая, и где-нибудь мне место нашлось бы.

— Главное. Влад сам так думает, — хмыкнул Валька.

— Это он тебе сказал?

— Он со мной разговоров по душам давно не ведет, как издетских штанов выросли, так и завязали с разговорами. Но глаза у меня, славабогу, есть. Последние две недели он сам не свой, видно, к встрече готовится…

— Тогда жду от тебя совета. как поступить, чтоб в этомгороде остаться и голову уберечь.

— Поезжай к нему, прямо сейчас. И попробуй убедить всвоей большой дружбе. Заметь. Дружбе. О любви лучше помалкивай, он вродежениться собрался. Вряд ли тебе чего светит, в общем, сами разберетесь.

— Не кроись, поняла, не дура. Значит, жать на то, что водном дворе росли?

— Точно. И никаких намеков на то, что он тебе должен.

— А мне он в самом деле ничего не должен, —хмыкнула я.

— Вот и отлично. Поехали, — Я постояла немного,разглядывая пол под ногами, потом кивнула. а Валька сказал:

— Прикид у тебя клевый, и сама ты выглядишь так, точнос Канар пожаловала, это ни к чему. Оденься попроще и в глаза жалостливостинапусти. И вообще, скромнее, скромнее. Мол, знаю свое место крайнее справа ввосьмом ряду и ни на что не претендую.

Я пожала плечами, достала из сумки джинсы и футболку и пошлав ванную переодеваться. Валька ждал возле входной двери, позвякивая ключами.

— Так нормально? — смеясь и разводя руками,спросила я.

— Слушай, может, мне в тебя влюбиться? — вздохнулон.

— Почему нет? Я не против.

— В любовницы ты не пойдешь, а я три года как женился.

— Правда? — Я заперла входную дверь и вслед заВалькой стала спускаться по лестнице.

— Правда. Сыну полтора года. Сашкой звать. Приходи, сженой познакомлю.

— Спасибо. Только вряд ли ей понравится.

— Это точно. Не обижайся, ладно?

— Чего уж там. Налицо серьезные изменения в жизни…

— А вот тут ты права, жизнь действительно здоровоизменилась. Нос не высовывай, присмотрись, и сама все поймешь.

— Сюда ты наведывался? — спросила я, устраиваясь вего машине.

— Я. Сосед рассказал?

— Да, говорит, крутой и на иномарке. Вряд ли Славкепришло в голову заглянуть сюда, значит, ты. Друзей в этом городе у менянемного.

— Не хочу тебя огорчить, — серьезно сказалВалька, — но у тебя их вовсе нет. Не считая меня, конечно.

Мы замолчали, каждый думал о своем. Валька свернул спроспекта и направился по улице Гоголя.

— В «Азию» едем? — не удержалась я.

— Ага. Только теперь ее не узнаешь. Что верно, товерно. Бывшее кафе в самом деле было не узнать. Теперь «Азия» именовалась рестораноми занимала два этажа.

— Ну вот, — Валька свернул в переулок в кварталеот ресторана. Остановил машину и посмотрел на меня, — Топай одна. Чтоб невышло, что ты со мной раньше, чем с ним, встречалась. Он у нас единственный инеповторимый…

— Он точно здесь?

— Ага. Где-нибудь в карты режется или в подвале вбильярд.

— Может, сначала позвонить?

— Спросишь Влада на входе, там кто-нибудь из ребятдежурит. Трогательнее получится. вернулась, бросилась со всех ног к лучшемудругу и даже позвонить забыла…

— А тебе он давно не лучший друг. — усмехнулась я.Губы Вальки нервно дернулись, но ответить он не успел. Я хлопнула дверцей изашагала к ресторану.

Вблизи он выглядел менее внушительно. Хотя здание недавнопокрасили, под окнами первого этажа проступили темные пятна, а штукатурка внекоторых местах успела облупиться.

Я потянула на себя тяжелую дверь и вошла в холл. Послеуличной жары здесь было прохладно, я сняла темные очки, сунула их в карман иогляделась. На кожаном диване возле зеркала сидел усатый мужчина лет сорокапяти и с очень важным видом просматривал газету. На меня даже не взглянул.

— Извините, — шагнула я к нему, он так и неповернул головы, — Где я могу видеть Владислава Семеновича?

— А зачем он тебе? — хмыкнул усатый. «А не твоесобачье дело», — собралась ответить я, но вовремя передумала. Я здесьпросителем, и начинать со скандала на входе негоже.

— Зачем, ответить трудно, потому что особого дела уменя нет. Давно не виделись…

— Что-то я сомневаюсь, чтоб он сильно по тебе скучал…

— Может, так, а может, и нет. Вы бы узнали, вдруг онрешит со мной встретиться?

От газеты он все-таки оторвался и посмотрел на меня,задержал взгляд на джинсах и кроссовках и покачал неодобрительно головой.

— Вон телефон в углу, — кивнул он и вновьотвернулся. — Позвони. А так не пущу. Много вас тут таскается.

Дверь рядом с гардеробом открылась, и в холл вышел парень,лицо его показалось смутно знакомым. При его появлении вальяжности в усатомубавилось, он торопливо отложил газету и сказал заискивающе:

— Борис, вот Влада спрашивает