– С психикой у нее, пожалуй, нелады, но что она –убийца… Чтобы сына подставить? Нет, как-то уж слишком глупо. Ты лучше скажи,что там у нас со свидетелями по смерти младшего Басманова?

– А ничего у нас там со свидетелями нет, Иван Ефремович.Столько времени прошло, люди уже ничего не помнят, кроме того, что сгорел такойалкоголик – Сенька Басманов.

– Любопытно мне, – неожиданно заговорилМихалыч, – а чего он из своей деревни в город подался? Ну, сестра, японимаю, – замуж вышла, то-се. А он-то чего? А если переехать хотел, топочему дом не продал?

– Насчет дома не знаю, а вот что с ним в деревнеслучилось, сказать могу, – задумчиво произнес Коломеев. – Степан воттолько второго дня обмолвился – к слову пришлось. У меня, говорит, такоеощущение, точно призрака увидел, а где – не помню. Вот, наверное, так же и уБасманова было, только похлеще, потому он и удрал. Там странная историяполучилась. Вернулся Басманов в свой дом, прожил около недели, а потомпритопала к его дому эта бабка, Антонина. Походила кругами, руками помахала иушла. На следующий день опять явилась. А после этого Сенька вроде как крышейначал ехать. То призраки ему чудились, то соседей разбудил – пожар емупримерещился… В общем, не в себе был парень. Думали – пьет, до белой горячкидожился, но Капица говорит, что не в том дело было. Короче, как ему во второйраз пожар привиделся, он вещи собрал и на следующий день уехал. Больше его вКалинове никто не видел.

Наступило молчание. Наконец Михалыч выразил общее мнение:

– Ну и хрень!

– Да, у них там какой-то Бермудский треугольник, в томКалинове, – поддержал его Артем. – Сплошные загадки. Одного не могупонять: зачем убийце какие-то стишки понадобилось подбрасывать?

– Ты не забывай, с каким психом имеем дело, –напомнил Коломеев. – Вторую жертву помнишь? Вот то-то и оно. Черт, опятьмы упираемся в Басмановых! У кого, кроме них, ключ от дома мог быть? Ведьпришел кто-то, дверь своим ключом отпер, а потом еще за листочком возвращался,если, конечно, Чернявская его не потеряла. Сереж, ты проверил, не сидел ли ктовместе со старшим Басмановым?

– Проверил, Иван Ефремович. Никто.

– Черт возьми! Куда ни упремся – везде тупик. Чего-томы недоглядели, братцы-кролики. Что-то мы упустили…

– Я вот что подумал, – несмело начал Прокофьев. –Сидеть не сидел, но, может, к нему приходил кто-то из тех, кто сейчас вКалинове живет? Может, если журнал посещений проверить, что-то и всплывет?

– А ведь мысль, – поднял голову Коломеев. –Хоть и тоненькая, да ниточка может оказаться. Так, Михалыч, тебе задание. Ибыстро, лады? Кто, когда, сколько раз с Басмановым виделся. Может, хоть здесьналовим чего-нибудь.

Двадцать лет назад

Сенька держал сестру за руку, чтобы она не боялась. Хотя насамом деле страшно было ему. Страшно от звука гулких шагов по коридору, отсеро-зеленых стен, от какого-то непонятного запаха… Он подумал о том, что Мишкабудет жить здесь шесть лет, и его передернуло. «А ведь меня могли бы… тоже…» Онпобледнел и сжал Женькину руку.

– Ты что? – дернулась Женька. – Сень, небойся.

– Да не боюсь я…

Когда Мишку ввели, Женька кинулась к нему и повисла на шее,а Сенька задержался, неловко топчась позади нее. Он чувствовал себя как-тостранно из-за того, что Мишка входил в эту комнату без окон, а они с Женькойждали его.

– Сенька, дай обниму тебя! Что стоишь, дурак, с постнойминой? Ну, как мамка, как батя?

– Батя нормально, мать тебе посылку передала. –Сенька не стал говорить, что мать болеет все сильнее, а отец ходит понепривычной городской квартире, как привидение. – Миш, как сам-то?

Мишка отпустил обоих и повернул Женьку лицом к тусклойлампочке.

– Женек, ты хоть бы губы начала помадой подмазывать, ато ведь так замуж и не выйдешь.

– Да ну тебя, Мишк, тебе все шуточки. Не хочу я замуж.Как ты, расскажи…

Мишка перестал улыбаться и сел на стул.

– Как я? Да нормально, в общем-то. Конечно, каквспомню… Сны всякие снятся, и вообще… За что человека угробили? Какие мы стобой дураки были, Сенька, только здесь я понял. Вот когда вспомнил все, тогдаи понял. Как там Тюркины сейчас?

– Нормально, Миш, только почти не видимся. Матьсобирается в Москву их отправить учиться.

– Понятно, что в Москву, куда ж еще. А Андрюха?

– Андрюха в Москве, его родители положили в какую-тобольницу. У него вроде воспаление легких, но неопасное. Приедет, наверное, наследующий год.

– Слушай… – Мишка запнулся, но продолжил черезсекунду: – А Витька где?

Сенька помолчал, переглянулся с Женькой.

– Что в гляделки играете? Где он?

– Не знаем, Миш, – ответила Женька.

– Что, так и не объявлялся? Свалил в свою Болгарию, и сконцами? Даже к вам не заходил?

– Нет, Миш, мы его не видели. И в Калиново он неприезжал после нашего отъезда.

Мишка сжал зубы и выругался:

– Сволочь, поэт хренов! Нас подбил, а сам в кусты!

– Почему поэт? – не поняла Женька.

– Потому что стихи хорошо читает, с выражением. Вотгнида! И ведь читал-то как, аж за сердце взяло.

– А про что стихи-то? – недоумевала Женька.

– Да что-то про то, как люди умирают из-за наркоманов.Одну строчку я запомнил: «Глаз не в силах увеличить шесть на девять тех, ктоумер». А имя того мужика, который их придумал, забыл.

– Бродский.

– Чего?

– Бродский, – пояснил Сенька. – Слушай, Миш,о чем мы говорим, а?

– Про Витьку, мразь такую. Про стихи его долбаные.

– Нет, Миш, про что мы говорим? Про стихи какие-то…Чушь всякую… Как ты здесь, ты же ничего еще не сказал?!

Мишка помолчал.

– А я и не собираюсь говорить, Сень. Нормально. Людиживут, и я выживу. Мне как раз разговоры про вас всех куда нужнее, понимаешь?Потому что я вроде как с вами побывал, другого воздуха глотнул… – Мишкаповысил голос. – Потому что мне думать нужно о том, как там Сашка сКолькой учиться будут и как вы вообще живете, а не о том, что я вот здесь,понимаешь, здесь, еще… столько лет буду!!!

– Басманов! – раздался голос от двери, и все троевздрогнули.

– Я ничего, ничего, – пробормотал Мишка, словно водну секунду ссутулившись. – Так что ты, Сенька, скажи, как ты поэта-тозапомнил? Память у тебя вроде бы не больно хорошая.

– Знаешь, – Сенька слабо улыбнулся, – смешно.Я запомнил, потому что фамилия простая, от слова «брод». Ну, брод, понимаешь?Бродский – брод. Я так представил, будто мы раков ловим, а какой-то мужик стихичитает не пойми про что… Помнишь, как мы раков на Ветлинке ловили? Помнишь?