а то, как мы выглядим со стороны. Разве Никки не исполняла свой долг, не играла роль, как того и хотелось ее матери?

На ужин была мясная запеканка, и все прошло тихо и чинно. Отец Никки не спрашивал жену, чем она занималась весь день. Мать Никки не спрашивала дочь, почему от нее, как обычно, пахнет мятой. Никки не спрашивала родителей, почему ее брат не приедет на День благодарения. Обсудили, стоит ли опять раздавать на Хеллоуин зубные щетки[66], рискуя получить в ответ тухлые яйца, или надо смириться с неизбежным и вернуться к мини-шоколадкам «Херши». Отец Никки рассказал вполне пристойную байку про своего клиента с накладкой из фальшивых волос. Дочь заявила, что на следующий день вернется поздно, потому что везет подругу к врачу, к чему Никки вообще имела склонность. Мать Никки предложила дочери десерт и улыбнулась, когда та отказалась от «пустых калорий». Ей стало значительно лучше. Всем известно, что девочки проходят стадии взросления. У Никки своя голова на плечах, она понимает, как себя вести, чтобы выжить и преуспеть. У нее все будет хорошо. Так говорила себе мать Никки вечером, терпеливо снося мужнины манипуляции с ее телом и затем отходя ко сну, так говорила она себе на следующий день, когда вечер перешел в ночь и маленькие призраки и монстры перестали трезвонить в дверь, а Никки по-прежнему не было дома.

У нее все будет хорошо.

Мы. Хеллоуин

Декс. 1992

Последствия обязательно будут. Тут Лэйси не ошибалась. Наверное, чудаки так и останутся чудаками, неудачники – неудачниками, а печаль и слабость никуда не денутся, однако злодеи будут злодеями только до тех пор, пока их кто-нибудь не остановит.

И все получилось так легко.

Она позвонила, чтобы извиниться. Потом еще раз, когда я отказалась подойти к телефону, и еще, когда я не явилась в школу. К черту родителей, к черту обязательства, условности и жизнь; я лежала в постели, запершись в своей комнате, и ждала, когда почувствую себя лучше, или хоть что-нибудь почувствую, или умру.

Она оставила для меня на крыльце записку в конверте, в которой говорилось: «Прошу прощения за все, что сделала. Больше не буду. Теперь уже точно».

«Больше не буду». Эти слова вызвали какие-то чувства, заполнили пустоту. Вернули меня к жизни.

Я рассмеялась; я позвонила ей. Позволила ей извиняться, свалив все на скорбь, на Крэйга, на Лэйси; якобы она хотела преподать мне урок насчет того, с кем мне имеет смысл говорить и о чем просить, – так она объяснила ту первую вечеринку, а что касается последней, то там вышла нелепая ошибка, дело прошлое, пусть ужасное, но забытое, ей очень стыдно, вот и хватит. Она старается стать другой, стать лучше, вот в чем суть. Тогда она была дурой, потом злилась, но теперь ей просто стыдно, неужели я не вижу.

Я ответила, что позволю ей извиниться передо мной, но только лично и в таком месте, где ей можно доверять, и в такую ночь, когда ее призраки будут завывать громче всего. Мы окажемся на равных: духи будут преследовать нас обеих. Я предложила ей встретиться в лесу, и когда она явилась, я уже дожидалась ее.

Сначала она смеялась, когда увидела сатанинские знаки на стенах вагона и пентаграмму, которую я нарисовала свиной кровью на полу. Она смеялась, даже когда я показала ей нож.

– Раздевайся, – приказала я.

– Зачем?

– Никаких вопросов.

– Хочешь увидеть меня голой? Отлично. Пофигу. Так и знала, что ты мелкая лесбиянка. Вы обе с Лэйси, с вашими жалкими, извращенными мелкими…

– Заткнись. Снимай рубашку, снимай штаны и выбрось их за дверь.

И, как ни странно, она послушалась. Я ощутила невероятный подъем: власть, эйфория, удовлетворение или просто непривычное чувство, когда я командую, и мир подчиняется. Чувство богоподобности: да здравствует покорность, да здравствует страх.

Я проследила, как она разделась до розовых кружевных трусиков. Затем заперла ее в темноте, задвинула засов и стала слушать ее вопли. Я стояла в ночи, безмолвная и спокойная, дышала и слушала, приникнув ухом к вагону, представляя, как она, одинокая и голая, мечется внутри по свиной крови и металлу; ее крик эхом отдавался от металлических стен, пока она не охрипла. Никки, беспомощная и испуганная, съежившаяся перед крадущимися из темноты существами, может даже, перед лицом Крэйга, парящим в воздухе, которая держалась, пока ей не осталось только сдаться, – пока она не сломалась.

Тогда я отошла от вагона и отправилась на поиски Лэйси, чтобы принести ей жертву.

* * *

Лэйси решила, что мы должны связать ее; так мы и поступили. Вернее, я, поскольку Лэйси сочла, что ей лучше держать нож.

Лэйси, Лэйси, Лэйси – она вернулась. Мне было трудно сосредоточиться, когда в голове беспрестанно крутилось ее имя. Я хотела только одного: вцепиться в нее, шептать извинения, снова и снова слышать ее обещание никогда меня не отпускать.

Но время пока не пришло. Прежде я должна себя проявить. Поэтому я связала бледные запястья Никки у нее за спиной, крепко стянув их шнурками своих «мартинсов». Другой парой шнурков и кипой леггинсов, которые Лэйси вытащила из своего багажника, мы примотали Никки за талию и лодыжки к старому стулу, найденному Лэйси на станции. Этого хватит, сказала Лэйси, пока у нас в запасе есть нож.

– У нее клаустрофобия, – сообщила Лэйси, когда мы тащили стул к вагону. – Ей даже шевельнуться страшно, можно было и не связывать. Поверь мне.

– Откуда ты знаешь?

– А ты не видишь, как она ополоумела?

– Я про клаустрофобию.

Лэйси загадочно улыбнулась:

– Я все знаю, помнишь?

Я помнила. Наконец-то. Меня накрыло приятное облегчение, ощущение свободного полета, как в упражнении «доверительное падение», которое мы выполняли на физкультуре в прошлом году, хотя тогда я свалилась на пол, потому что рядом еще не было Лэйси.

Никки проклинала нас последними словами. Она то орала, то хныкала. Когда я связывала ее, она яростно отбивалась, но я оказалась сильнее. Сюрприз для нас обеих.

– Мне надо пописать, – сказала она в конце концов, выбрасывая козырную карту.

Лэйси погладила ее по голове:

– Давай.

Никки плюнула ей в лицо, и Лэйси рассмеялась, когда та не попала. Я тоже рассмеялась, но тут в лицо мне ударил резкий запах, и луч карманного фонарика упал на темное пятно, расплывшееся на кружевных трусиках Никки. Я думала, она будет торжествовать, что Лэйси не удалось взять ее «на слабо», но Никки выглядела как обычная