Посреди улицы стояла собака. Здоровая, не то доберман, не торотвейлер, оскалившаяся, с окровавленным хребтом. Когда-то, наверное,откормленная и могучая, псина пребывала в ужасном состоянии. Даже оскал пастибыл жалким и молящим, пес не угрожал, а скорее пытался обратить на себявнимание.

Виктор присел на корточки. Протянул руку, глядя собаке вглаза.

Пес неуверенно шагнул вперед. Попытался завилять обрубкомхвоста.

— Плохо? — тихонько сказал Виктор. — Иди сюда. Хорошаясобака. Хорошая собака…

Собака тихонько заскулила. Повернулась и бросилась бежать.

— Не доверяешь? — сказал вслед Виктор. — Я бы на твоем местеникому не доверял…

Обрушилось еще одно здание. На этот раз — гораздо громче,расплескав по улице волну пыли, мусора, копоти. Виктора удар не коснулся, обтекпо границам воздушной брони.

— Насмотрелся?

Обжора стоял за спиной. Тяжело дыша, утирая пот с лоснящейсяфизиономии. Нелегко ему далось, похоже, догнать Виктора.

— На что? — спросил Виктор, поднимаясь.

— И впрямь… — Обжора деланно зевнул. — На что тутсмотреть-то? Вряд ли кто остался… ой!

Он покачал головой:

— Вру, однако… вру…

Виктор проследил за его взглядом. Он не боялся сейчас удараисподтишка — не в том была цель Обжоры, да и в нежданно появившуюся Силу Викторверил.

По улице брел паренек. Лет девятнадцати-двадцати. Тощий,близоруко щурящийся. В форме защитного цвета, перемазанной так, что и непоймешь — реальной армии солдат или такой же усредненной, как город вокруг.Автомат на груди был обычным «Калашниковым», но слишком уж популярен в миреэтот предмет. На плечах у парня горбился самодельный рюкзак — точнее, что-товроде мешка, с прорезями для ног — потому что в «мешке» обмякло человеческоетело. Такой же молодой парень… только мертвый. Голова безвольно раскачивалась,темные пятна пропитали форму.

— Дойдем… — бормотал солдат. Он был еще далеко, ноуслужливый ветер доносил до Виктора каждое слово. — Хрен ли не дойти… а?

Похоже, что он не видел ни Виктора, ни Обжоры.

— Еще посчитаемся… ты не сомневайся…

Голос был хриплый, словно парень давно не пил, кричал,срывая голос, и сказал уже все, что только можно было сказать.

— И за ребят, и за нас… посчитаемся… дойти только… тутрядом…

Он прошел совсем близко, Виктор даже посторонился, но,похоже, это было излишне — солдат прошел сквозь скалящегося Обжору, не заметивтого. И в то же время парень не был призраком — Виктор слышал не только голос,но и шаркающий звук шагов, и звяканье автомата, цепляющего рожком пряжку ремня,чувствовал запах гари и пота.

— С кем он хочет посчитаться? — сквозь зубы спросил Виктор.

— Откуда мне знать, — поразился Обжора. Небрежнооблокотившись о стену здания, он выковыривал кривым пальцем из оспины-вмятинысмятую пулю. — Разве важно, кого бояться и ненавидеть?

Сорвался еще один кусок стены, обрушился совсем рядом сОбжорой. Тот и ухом не повел.

— Фантазия незатейливая, — глядя вслед солдату, посетовалон. — Города горят, дома рушатся; дети плачут, женщин насилуют, мужчин убивают…

— Фантазия?

Обжора подумал, разминая в руках пулю. Свинцовый комочеквыправлялся, обретая прежние очертания.

— Ну… не совсем фантазия… — неохотно признал он. — Ты прав,наверное…

Глаза у него вспыхнули.

— А что, — с жадным любопытством спросил он, — доводилось?

Описав руками круг, он словно предъявил Виктору окружающийпейзаж.

— Нет, — ответил Виктор. — Нет.

Обжора понимающе покивал.

— Он — дойдет? — кивая вслед удаляющемуся солдату, спросилВиктор. Парень как раз упал и томительно медленно пытался подняться. Мертвыйгруз мешал…

— А какая разница-то? — вновь завелся Обжора. — Чем тебятрогают приключения этого тела? А? Что, полагаешь его правым?

— Не знаю.

— То-то и оно! Стал тут… глазеешь… эх! А я тебе что говорил?Говорил — лети на белый дым. Это дальше!

— Мне и тут интересно.

Виктор сказал — и сам почувствовал неуместность слова.Интересно? Да что он несет…

Зато Обжора заметно подобрел:

— Ну… смотри тогда… изучай. Неволить не стану…

Он повернулся и неуклюже заковылял прямо в дымящее нутроздания.

— Не сгоришь? — окликнул его Виктор.

Обжора лишь тихо захихикал, погружаясь в чад все дальше идальше:

— Не боись… Лучше о себе озаботься…

Виктор сплюнул под ноги, проклиная себя за неуместныехлопоты. Не этому обитателю страшных снов советовать, как и где поступать.

Может быть, и впрямь поискать «белый дым»?

Но что-то ему не хотелось продолжать путешествие повымороченному миру. Будто последние слова Обжоры имели под собой серьезнуюоснову…

Тревога накатывала все сильнее и сильнее. Ничем неоправданная, но от этого еще более неприятная.

Он обернулся — и поймал чужой взгляд. На усыпанном стекломасфальте, под разбитой витриной, сидела кошка. Рыжая кошка спронзительно-синими глазами. Смотрела так задумчиво-изучающе, как умеют лишьлюди… и кошки.

— Брысь! — в легкой растерянности от собственной реакциисказал Виктор. Казалось бы, бродячий пес был куда более непредсказуемымсоседом, а вот не вызвал никакого страха…

Кошка подняла лапку — то ли готовясь шагнуть, то липриветствуя его. Померещится же такое!

И Виктор понял, мгновенно, разом, что пора просыпаться.

Наверное, помог страх. Помогло тошнотворное ощущение,которое навевал мертвый город.

Он вынырнул из сна, как тощий купальщик выскакивает изледяной воды. Ощутил себя лежащим на жесткой палубе, почувствовал грубуюциновку под собой, колючее одеяло, тепло прижавшейся Тэль. И вскинулся, садясь.Сна не было и в помине.

Метрах в пяти стояла молодая женщина. Очень привлекательная,даже в неподвижности ее была немыслимая грация. Золотистые волосы, очень нежнаяматовая кожа, глаза большие, внимательные, выпытывающие. Прямо кошка из сна, нодаже это неожиданное сравнение не развеселило Виктора.

В ней было что-то от магов-убийц… пусть не столькровожадное, но не менее могучее. Сила! Именно — Сила. Превосходящая ту, чтодается человеку.