Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он раздраженно уселся на кровать, зарывшись грязным сапогомв атласную простыню, и откинулся на подушки. Он выглядел совсем разбитым, непохожим на себя и молодым.
– Мариус, ну хватит тебе, – уговаривал его я, сидя записьменным столом. – Какие древние тайны? Кто такие Те, Кого СледуетОберегать?
– Иди раскопай наши подвалы, дитя, – сказал он,подбавив в свой голос сарказма. – Разыщи там статуи, которые я храню с такназываемых языческих времен. От них не меньше пользы, чем от Тех, Кого СледуетОберегать. Оставь меня в покое. Когда-нибудь я тебе расскажу, но пока что даютебе только то, что наиболее важно. Предполагалось, что в мое отсутствие тыбудешь заниматься. Рассказывай, что ты выучил.
Перед отъездом он потребовал, чтобы я изучил всегоАристотеля, не по рукописям, которые в избытке водились на площади, но по еголичному старому тексту – этот текст, по его словам, был написан на настоящемгреческом. Я все прочел.
– Аристотель, – сказал я, – и святой ФомаАквинский. Да ладно, великие системы приносят успокоение, а когда мы самичувствуем, что впадаем в отчаяние, нам следует изобрести великие схемыокружающей нас пустоты, и тогда мы не поскользнемся, а повиснем на созданныхнами стропилах, так же лишенных смысла, как и пустота, но слишком доскональнопроработанных, чтобы ими с легкостью пренебрегать.
– Отличная работа, – красноречиво вздохнул он. –Может быть, когда-нибудь, в далеком будущем, ты займешь более многообещающуюпозицию, но поскольку ты, кажется, насколько возможно, воодушевлен и счастлив,к чему мне жаловаться?
– Откуда-то же мы все-таки произошли? – Я настойчивовозвращался к интересующей меня теме.
Он был слишком удручен, чтобы отвечать. Наконец он оживился,вскочил с подушек и направился ко мне.
– Пойдем отсюда. Давай найдем Бьянку и ненадолго переоденемее в мужчину. Принеси костюм получше. Нужно хоть на какое-то время дать ейвозможность не сидеть взаперти.
– Сударь, возможно, подобная грубость вас шокирует, но уБьянки, как и у многих женщин, давно уже появился такой обычай. Переодевшисьмальчиком, она без конца выскальзывает из дома, чтобы совершать экскурсии погороду.
– Да, но не в нашем обществе. Мы покажем ей самые страшныеместа! – Он сделал театрально-комическое лицо. – Пошли.
Я был в восторге.
Как только мы рассказали ей о своем плане, она тоже пришла ввосторг. Мы ворвались к ней с целым гардеробом изысканной одежды, и онамоментально ускользнула с нами, чтобы переодеться.
– Что вы мне принесли? О, я сегодня буду Амадео!Потрясающе! – Она захлопнула двери, оставив за ними свою компанию,которая, как обычно, продолжала развлекаться и без нее: несколько человек пели,собравшись вокруг спинета, а остальные разгоряченно спорили над игрой в кости.
Она сорвала с себя одежду и предстала перед нами обнаженная,как Венера, выходящая из моря. Мы вдвоем нарядили ее в синие чулки, в тунику икамзол. Я покрепче затянул на ней пояс, а Мариус собрал ей волосы и прикрыл ихмягкой бархатной шляпой.
– Ты самый хорошенький мальчик в Венеции, – сказал он,отходя на шаг. – Что-то подсказывает мне, что придется защищать тебя ценойнаших жизней.
– Вы действительно решили отвести меня в самые жуткиепритоны? Мне хочется увидеть опасные места! – Она воздела руки. –Дайте мне стилет. Вы же не думаете, что я пойду безоружной.
– Я принес тебе все подобающее случаю оружие. – Мариусзахватил с собой меч и теперь застегнул прекрасную, отделанную бриллиантамиперевязь на бедрах Бьянки. – Попробуй его выхватить. Это не тренировочнаярапира. Это военный меч. Вперед.
Она ухватилась за рукоять обеими руками и уверенно, сразмаху, рассекла им воздух.
– Жаль, что у меня нет врага, – воскликнула она, –а то ему пришлось бы готовиться к смерти!
Я бросил взгляд на Мариуса. Он посмотрел на нее. Нет, ейнельзя быть такой, как мы.
– Это было бы слишком эгоистично, – прошептал он мне наухо.
Я не мог не задуматься: а если бы я не умирал после поединкас англичанином, если бы меня не поразила болезнь, сделал ли бы он менякогда-нибудь вампиром?
Мы втроем сбежали по каменным ступенькам на набережную. Тамнас ожидала наша гондола с балдахином. Мариус назвал адрес.
– Мастер, вы уверены, что вам стоит туда ехать? –спросил потрясенный гондольер, поскольку он знал тот район, где собиралисьвыпить и подраться самые отъявленные головорезы – моряки-иностранцы.
– Абсолютно уверен, – сказал Мариус.
Когда мы двинулись прочь, рассекая черную воду, я обвилрукой талию хрупкой Бьянки. Откинувшись на подушки, я чувствовал себя неуязвимым,бессмертным и был уверен, что ничто и никогда не сможет нанести удар нам сМариусом, а Бьянка на нашем попечении всегда будет чувствовать себя вбезопасности. Как же глубоко я заблуждался!..
Наверное, после путешествия в Киев нам оставалось провестивместе месяцев девять. Девять или десять, я не могу обозначить кульминацию ниодним событием внешнего мира. Перед тем как перейти к кровавой катастрофе,скажу только, что в те последние месяцы Бьянка постоянно была с нами. Когда мыне подсматривали за участниками буйных попоек, мы оставались у нас дома, гдеМариус писал ее портреты, изображая как ту или иную богиню, как библейскуюЮдифь с головой флорентийца в качестве Олоферна или как Деву Марию, восторженновзирающую на крошечного Иисуса, изображенного Мариусом с законченностью,свойственной всем его работам.
Картины... Возможно, некоторые из них сохранились и по сейдень. Как-то ночью, когда весь дом спал, за исключением нас троих, Бьянка, ужеготовая сдаться на милость сна, лежа на кушетке, пока Мариус рисовал, вздохнулаи сказала:
– Я слишком полюбила ваше общество. Мне никогда не хочетсядомой.
Если бы она любила нас меньше! Если бы она не была с нами втот роковой вечер 1499 года, накануне нового столетия, когда эпоха Возрождения,воспетая художниками и историками, достигла своего расцвета! Если бы онаоставалась в безопасности, когда наш мир запылал и рухнул!
Если ты читал книгу «Вампир Лестат», то тебе известно, чтопроизошло дальше, поскольку я мысленно передал это Лестату двести лет назад, а онописал все образы, которые я ему показал, боль, которую я с ним разделил. Ихотя сейчас я намереваюсь оживить в памяти прежние ужасы и изложить ту повестьсвоими словами, будут моменты, где я не смогу выразиться лучше, чем он, и времяот времени, может быть, воспользуюсь его выражениями.