образ человека, который помнит, что должен создавать родным атмосферу любви и заботы, а не тратить все силы на жадность или эгоизм. Потом песня про радость заботы о своих товарищах и племени… Очень хорошая государствообразующая песня. Потом песня про человека, который вспоминает любимую девушку. Откровенное внедрение образа чистого отношения к женщине… И так десять песен. Одрамас просто кузнечным молотом забивал в общественное сознание образцы правильного поведения в правильном государстве.

Мы с Ва и Ангелой стали развлекаться, начали спорить, какую ещё сторону человеческой жизни выберет Одрамас для того, чтобы забить в неё штамп. Иногда удавалось угадать.

Что-то во всём этом начинало меня беспокоить, но я не мог сказать, что именно.

Ангела поверила, что перед ней настоящий бог, поверила только после того, как поняла, что он сейчас занимается не пением песен, а массовыми внушениями.

Потом всё-таки настал момент, когда Одрамас закончил петь. Народ покричал здравицы и начал расходиться. Ангела неожиданно подскочила к спускающемуся с помосту Одрамасу, схватила его за обе руки и восхищённо зачирикала:

— Я так рада с вами познакомиться, с настоящим богом! У вас такие восхитительные песни!

Одрамас спародировал Ангелу, поклонившись тем же самым образом, далеко отставив назад попу, и пожал её руки:

— И я рад познакомиться с настоящим ангелочком!

— Я не ангелочек, меня только зовут Ангела! — засмеялась девушка.

— А почему же выглядишь как ангелочек? — наигранно удивился Одрамас.

Ангела опять засмеялась.

Приехал господин Ирма, быстрым шагом прошёл ко мне:

— Как всё прошло?

— Пересказал по памяти вашу речь, с сокращениями. Народу вроде понравилось. Чуть не обосрался от волнения. Ноги до сих пор дрожат.

— Ничего, привыкай. Теперь тебе придётся часто меня замещать в храме.

Чего? Это я теперь храмовый жрец?

Одрамас оставил Ангелу, попытался обратиться к Ирме:

— Уважаемый!..

— Держись на расстоянии, имей уважение, когда начальство говорит! — рявкнул на него Ирма.

Гиганты из охраны градоначальника зашевелились, протянули руки к песеннику.

— Прости, большой человек, — отошёл Одра, непрерывно кланяясь.

Всё произошло так быстро, что я успел только протянуть руку и сказать:

— Э-э…

— Я уезжаю, закрой храм и выставь охрану, — приказал Ирма и убыл.

Пока я планировал закрыть пасть, из толпы вышел паренёк ненамного старше меня. За ним двигалась группа хихикающих ровесников. Кажется, будут проблемы. Я посмотрел на свою охрану. Охрана мой взгляд восприняла правильно и положила руки на мечи. Я взглянул на группу парней несколько смелее.

— Слышь, махо, а можно спросить? — обратился ко мне первый парень.

«Махо» на языке кочевников было сленговым словом, обозначало что-то среднее между «придурок» и «любимый братец». Так обращались только к самым близким друзьям.

— Да, братан?

— Ты это всерьёз про отказ от гордости или потому, что взрослые сказали?

Я посмотрел на парня. Это такой способ поиздеваться или он правда интересуется? Я перевёл взгляд на Одрамаса, стоявшего в двух шагах. Может, он лучше ответит? Тот показал мне язык. «Сам отдувайся». Эти взрослые такие противные иногда!

— Всерьёз. Пока живёшь ради гордости, ради крутости, боишься того, что кто-то окажется ещё более крутым, и твоя гордость пострадает. Когда отказываешься от гордости и принимаешь решение жить ради любви к другим людям, ради созидания, то страх уходит. Всегда есть, для чего жить. Жизнь ради крутости и гордости — это кошмар и ужас, жизнь ради любви и служения — это счастье. А что, для тебя это новость?

— Я раньше такого не слышал, махо!.

— Мне легче, нам это с детства каждый день в наших церквях говорят. Правда, не до всех это доходит. Большинство живёт ради крутости. До меня дошло, за это меня к этой работе и припахали. Теперь меня свои подвесят за яйца, за то, что я на чужого бога работал.

— Продолжай… продолжай говорить. Пожалуйста, продолжай.

— Чего?

— Продолжай говорить другим людям, что жизнь ради гордости — это плохо для них. Знаешь, я был самым крутым среди наших парней. Никто не смел бросить мне вызов. Сколько я людей побил… Многих очень жестоко, они потом работать не могли. А теперь я думаю, зачем? В этом ни красоты, ни пользы. Но только скажи, если не жить ради гордости… то чем жить?

— Созиданием. Заботой. Организацией жизни. Большинство людей равнодушны к общим делам. Они и о себе-то позаботиться не могут, выливают ночные горшки рядом с домом. А в большом городе на улицу у дома. А потом все болеют от заражения города. Нужны организованные группы, которые будут осознанно собирать идеи о том, что надо улучшить, находить источники средств для улучшений и проводить улучшения. Я привёл пример про очистку города, а проблем в жизни намного больше. Особенно в большом городе. От грабительских групп, подкупающих местные власти, до организации обучения танцам для девочек. Надо поддерживать тех людей, которые временно остались без работы и которых надо тупо накормить. Таки задач очень много, на разных уровнях. Власти этого делать не будут, у них других задач полно, они обычно карманы только набивают.

— А откуда ты знаешь про жизнь больших городов?

— Читал книги про историю. В древности были империи, которые погибли из-за того, что не смогли разрешить проблемы больших городов.

Компания парня засмеялась, как будто я сказал какую-то очень смешную шутку. Я обернулся. Моя охрана и Ва с Ангелой тоже скалилась. Оказалось, это Одрамас пританцовывал за моей спиной, подчёркивая жестами смысл каждого моего слова, воздевал руки и грозил пальцем.

Я непроизвольно нахмурился, Одрамас изобразил испуг и начал униженно кланяться. Парни засмеялись ещё раз.

А Одрамас тот ещё клоун.

Меня отвлекли вопросом ученики Ирмы, а когда я повернулся, парень уже уходил, обнимаясь со своей компанией. Через пару минут я сообразил, что его надо было бы пригласить на обучение, сделать жрецом Радо. Кажется, он говорил искренне. Вот таких и надо брать! А я не спросил ни племени, ни имени. Ну и тормоз же я!

Я прошёл к графу ага Аркнейн, поблагодарил за охрану, уточнил время ухода. Граф сказал, что они дождутся меня с девушками. Одрамас за это время исчез.

Пока прощались с последними прихожанами и закрывали храм, я понял, какие опасения терзали меня всё это время. На обратном пути я попросился ехать рядом с графом и первым завёл разговор:

— Господин граф, я вот смотрю, во что всё превращается, и у меня возникают некоторые опасения. Сейчас мы своими руками создаём новое государство, в котором все люди будут лично свободными. У них нет благородных и нет принадлежащих им крепостных. Уже видно, что с этим учением Радо у