августе – до Закинфа. Тут они разделились, и путешествие стало более опасным. Спон и Уилер достигли Константинополя, где Спон сумел завязать полезные знакомства во влиятельном французском посольстве, а затем отправились в обратную сторону и в начале 1676 г. в конце концов попали в Афины.

Вернон и Исткорт поехали прямо в Афины, прибыли туда в конце августа и отправились в путешествие по Пелопоннесу, которого Исткорт не пережил. 24 сентября 1675 г., будучи в городе Эйоне на берегу Коринфского залива, он заболел и умер. Скорбь об утрате товарища не отвлекла Вернона от цели, которую он поставил самому себе, – провести шесть недель в Афинах за составлением скрупулезного, хотя и довольно холодного и лаконичного описания памятников древности. Затем он снова отплыл на Восток и преодолел опасности Эгейского моря, в том числе нападение пиратов, забравших многие из его бумаг, но, по счастью, не тронувших его дневников.

Добравшись к концу года до Смирны, а в апреле – до Константинополя (как называл этот город сам Вернон), он неутомимо продолжал свой путь, пока не оказался в персидском городе Исфахане, где и был убит – как утверждается, в ссоре из-за перочинного ножа. Страсти, кипевшие вокруг его опасной экспедиции, утрачены для потомства, но его письма и дневники дают нам добросовестный отчет о том, что́ он видел в Афинах. Он попытался достаточно тщательно измерить Парфенон, рассматривая здание таким, каким оно было в славной древности, и по большей части не обращая внимания на христианские и мусульманские перестройки. Он кропотливо описал Гефестейон, башню Ветров и памятник Лисикрата, который считал связанным с Гераклом (что было ближе к истине, чем вымышленная связь с оратором Демосфеном). Он начал работу по описанию Древних Афин вместе со своим другом Исткортом и еще одним англичанином, Бернардом Рэндольфом, в тот недолгий период, когда все они вместе были в городе. Хотя они совершили мелкий акт вандализма, нацарапав свои имена на Гефестейоне, именно записи Вернона стали главной причиной того, что у нас есть довольно точное представление о размерах целлы[152], то есть внутренней камеры, Парфенона, в которой некогда стояла статуя из золота и слоновой кости.

Вероятно, глубоко потрясенный смертью товарища, но не утративший решимости продолжать исследования, Вернон возобновил работу всего несколько недель спустя. Он приехал в Афины не хищником или колонизатором, но искателем полезных знаний. В нем жила страсть к исследованиям, дух научной любознательности, свойственный той эпохе. Как утверждает Джоан Коннелли, мы обязаны Вернону еще одним: размышляя о загадочных изображениях людей и животных на фризе Парфенона, он догадался, что там представлена не просто тщательно отрепетированная религиозная церемония, но празднование некой победы, будь то современной изображению, мифической или сочетающей в себе черты той и другой.

Впечатления двух других путешественников, Спона и Уилера, дошли до нас в гораздо более полном виде. Эти двое благополучно вернулись домой и опубликовали намного более пространные отчеты о своих странствиях. Их подстегивало соперничество с одним французским конкурентом, писавшим под именем Гийе: он также опубликовал описание Афин, хотя сам там не бывал. Спон был более эрудированным специалистом по Античности, а Уилер живо интересовался природой и сельским хозяйством. Именно он описал бортничество, которым извечно занимались на горе Гиметт. Кроме того, Уилера интересовал современный греческий язык, и он составил весьма полезное введение в этот предмет.

Некоторые части описаний древностей Спона были просто воспроизведены в работе Уилера в английском переводе. Во многих отношениях эти два отчета об Афинах лучше всего рассматривать как единый текст, изложенный на двух разных языках в двух слегка отличающихся друг от друга вариантах. Поскольку и француз, и англичанин были протестантами, оба проявляли пристальный, но критический интерес к благополучно действовавшей в Афинах православной церкви. В то время в западном мире еще шла активная борьба между протестантами и католиками, и обе партии интересовала возможность привлечь на свою сторону православных.

В конце концов эти конфессиональные конфликты пагубно отразились и на жизни Спона. В 1685 г. католическое Французское королевство отказалось от веротерпимости в отношении протестантов[153], и Спон был вынужден перебраться в Швейцарию, где и умер в бедности в возрасте тридцати восьми лет. Уилер же был посвящен в рыцари, принял духовный сан в англиканской церкви и, единственный из участников этой греческой экспедиции, дожил до счастливой старости[154].

Спон и Уилер яснее, чем предшествовавшие им путешественники, видели, что древние Афины и современный им город, жизнь которого они наблюдали, были элементами одного и того же исторического сюжета, развивающегося на фоне уникального, прекрасного и благотворного ландшафта. Это отличает их описания от европейских рассказов об Афинах XVI в., в которых город предстает в виде развалин, места, в котором не осталось буквально никаких поселений. Так, Спон и Уилер бегло знакомят читателя с легендами об основании Афин, ярко пересказывая древние мифы, в том числе о самоубийстве Эгея, отца Тесея, который бросился со скалы, ошибочно решив, что его сын погиб. Уилер приводит написанное весьма изящным языком краткое изложение истории расцвета и упадка классических Афин. Афиняне «обладали властью над Грецией на протяжении семи десятков лет, но затем утратили ее, ибо лакедемоняне [спартанцы] и фиванцы подражали их величию и возбуждали в их среде раздоры и расколы». Спон и Уилер верно описывают то, как с Афинами обращались при Александре, при его преемниках и при римлянах, отмечая «особенное расположение» императора Адриана, который восстановил «с великой щедростью» былую красоту города, построив в нем библиотеку, стадион и «здание чрезвычайного великолепия» – храм Зевса Олимпийского.

Не менее точно рассказывают они и о набегах варваров в 267 и 396 гг., а также о роли первого императора Константина, бывшего «великим другом и благодетелем» Афин, несмотря на нежелание последних принять новую христианскую религию. После царствования Юстиниана, признают они, «наступает эпоха полной тишины … либо за недостатком историков, бывших в те времена малочисленными и малоизвестными, – либо оттого, что Божественному провидению было угодно даровать им столь долгий период уединения и мира». Они заблуждаются относительно византийского периода, но весьма достоверно рассказывают о борьбе флорентийцев с венецианцами, предшествовавшей захвату османами. Резюмируя современное положение дел, Уилер пишет, что афиняне

…находятся с тех пор под турецкой тиранией; и, вероятно, пребудут в этом состоянии, пока Господь не вернет им свободу. Вообразить, как это может быть осуществлено или какими средствами, отнюдь не по силам человеку, пока крещеный мир настолько раздроблен, и Божественное провидение за грехи наши попускает турецкому оружию и турецким суевериям обладать столь победоносным могуществом.

Но это не означает, спешит добавить он, что нынешнее существование грекоправославных христиан в Афинах лишено интереса или жизненной энергии. Перечислив и кратко описав восемь жилых районов