– Я никоим образом не хотела проявить неуважение,принцесса Мередит. – Она уже не улыбалась. Ее лицо стало отчужденным ихолодным в той ледяной красоте, которая столь свойственна сидхе.

Я предпочла не придавать значения ее реплике, потому чтопоступить иначе – значило обвинить ее во лжи. Может, она и не хотела проявитьбестактность, а может, просто не смогла справиться с собой.

– Не спорю, леди Розмерта, не спорю. Я буду ждатьответа короля. Ты полагаешь, он откликнется прежде, чем мы успеем начать утро?

– Я не поняла, что разбудила вас, принцесса, нижайшепрошу прощения. – Она действительно выглядела виновато. – Конечно же,я прослежу, чтобы у вас хватило времени на ваши... утренние процедуры. –Тут она слегка покраснела, и я подумала: какие же это "утренниепроцедуры" она имеет в виду?

До меня наконец дошло: Розмерта считала, что мы занималисьсексом, а не только что проснулись. Андаис отвечала на вызовы благих inflagrante delicto[17] чаще, чем в одиночестве. Может, онии от меня ожидали такого же.

– Благодарю тебя, леди Розмерта. На редкость неловкоговорить с королем, еще не успев толком проснуться.

Она улыбнулась и присела передо мной в очень вежливомреверансе, почти скрывшись за рамой зеркала. Розмерта всегда была самареспектабельность. Глубокий реверанс с ее стороны был очень ценен: значит, онапонимает, что я – всего в шаге от трона. Приятно знать, что кто-то при БлагомДворе это понимает.

Она не поднималась, и я поздновато сообразила почему.

– Поднимись, леди Розмерта, я благодарю тебя.

Она выпрямилась, чуть покачнувшись – это была моя вина, япродержала ее в глубоком реверансе слишком долго. Но у меня просто из головывылетело, что Благой Двор здорово напоминает в этом отношении двор английский:там нельзя выпрямиться из поклона, пока монарх вам этого не позволит. Я слишкомдавно не бывала среди благих. Мои познания в этикете слегка запылились.Неблагой Двор был гораздо менее официозен.

– Я поговорю о тебе с его величеством, принцессаМередит. Желаю тебе удачного дня.

– И тебе хорошего дня, леди Розмерта.

Зеркало опустело. Мы все ощутимо расслабились, перевели дух.

Рис закинул за голову обе руки, положил ногу на ногу исказал:

– Ну как? Может, парочка-другая драгоценностей придастнам более соответствующий нашему положению вид?

Я пробежала взглядом по его телу, припомнив, как я велаязыком по упругому животу, спускаясь все ниже... Мне пришлось зажмуриться иотбросить наваждение, чтобы суметь ответить:

– Нет, Рис. Первым делом – одежда. Об аксессуарахпозаботимся потом.

Он ухмыльнулся:

– Не знаю, не знаю, Мерри. Разве у тебя не возниклоискушения появиться перед ним в постели со всеми нами вместе? Задрапированной втела?

Я открыла рот, чтобы сказать "нет", – ипоняла, что это было бы ложью.

– Возникло. Небольшое. Но мы будем вести себя какположено, Рис.

Он ухмыльнулся еще шире.

– Ну, если ты настаиваешь...

– Ты же сам все время ахал и охал насчет Короля Света иИллюзий! Что это с тобой?

– Он очень опасен, Мерри, но он такой надутый зануда!Он не всегда был таким, это постепенно, за столетия его жизни, он стал более...человеком в самом худшем смысле этого слова. – Ухмылка Риса вдруг исчезла.

– Ты почему загрустил? – спросила я.

– Просто подумал о том, как все могло бы сложитьсяиначе. Таранис в свое время любил посмеяться, да и подраться после пары бутылокбыл не дурак.

У меня брови полезли на лоб.

– Таранис? Устраивал веселые пьяные дебоши? Представитьне могу.

– Ты его знаешь лет тридцать. Ты не застала его, когдаон был в ударе. – Он сел и спустил ноги на пол. – Чур, я в душпервый.

– Тогда завтра первый – я, – сказал Никка.

– Если успеешь, – бросил Рис, направляясь кванной.

Никка обвил мою талию руками и развернул меня к себе.

– Пусть себе идет в душ.

Тонкой рукой он провел по моим волосам. Потом откинулся наспину, потянув меня за собой. Простыня соскользнула вниз, и я увидела, что онснова тверд и готов.

Я почти засмеялась:

– Ты когда-нибудь угомонишься?

– Никогда. – Его лицо посерьезнело и немногоутратило нежность. – Ты – первая женщина, с которой я могу быть близок ине бояться при этом.

– О чем ты?

– Королева умеет пугать, Мередит, и любит покорныхмужчин. Я не доминантен, но ее идея секса не доставляет мне удовольствия.

Я наклонилась и очень нежно его поцеловала.

– Мы порой делаем довольно жесткие вещи.

Он вдруг крепко прижал меня к себе.

– Нет, Мередит, не так. Ты меня никогда непугаешь. – Он сжимал меня, и я расслабилась в его объятиях, позволила себяобнимать. Едва ли не слишком крепко. Это было почти больно.

Я гладила его бока и спину, куда доставали руки, пока он неначал успокаиваться. Он перестал сжимать меня с такой устрашающей силой. Всегопару дней назад я подумывала о том, чтобы отослать Никку домой, потому что нехотела, чтобы он стал королем. Он не смог бы быть королем, и дело тут не в том,может ли он зачинать детей.

Я обнимала его, нежно гладила, пока его внезапный испуг неотступил. Как только он слегка успокоился, он снова потянулся ко мне, и яотдалась его рукам, его губам, его телу. Я понадеялась, что король Таранис непозвонит в самый интересный момент.

Занятия любовью стерли остатки боли из глаз Никки. Мне нужнобыло увидеть, как эти карие глаза смотрят на меня с улыбкой и только с улыбкой.Мы почти заканчивали, когда из ванной появился Рис с полотенцем в руках. Онтихо ругнулся.

– Присоединиться уже поздно?

– Поздно, – сказала я и поцеловала Никку впоследний раз – на прощание. – И вообще я иду в душ. Моя очередь.

Я сползла с кровати и упорхнула в ванную, пока Никка неуспел возразить. Они оба засмеялись, и я смеялась тоже, уходя. Можно ли лучшеначать день?

После полудня появились Мэви и Гордон Рид. Прошло всегонесколько дней, но Гордон так изменился, словно пронеслись годы. Кожа стала неземлистой, а попросту серой. Он еще похудел, и вместо крупного мужчины скомандирской осанкой перед нами был огромный скелет, обтянутый бумажно-тонкойсерой кожей. Глаза будто стали больше, и в них навсегда поселилась боль. Ракиссушал его, съедал его изнутри.