– Тетя Люба, это ваша дача? – неожиданно спросилаЛариса.

– Конечно, – удивилась Люба. – Ты же знаешь,тебя сюда привозили, еще когда ты была маленькой.

– Я в том смысле, что это дача вашей семьи или дядиРодика?

– Ах вот ты о чем! Это дача Евгения Христофоровича,отца Родислава Евгеньевича, он ее получил за заслуги в области науки. А что?

– Значит, дядя Родик здесь жил, когда был совсемребенком?

– Естественно, – улыбнулась Люба. – Мы с нимкак раз здесь и познакомились, когда ему было тринадцать лет, а мне всегоодиннадцать. А ты почему спрашиваешь?

– Я подумала, может, здесь остались какие-нибудь старыефотографии, где дядя Родик совсем малыш.

– Наверное, остались, – пожала плечамиЛюба. – Надо поискать. А тебе зачем?

– Давайте поищем, пожалуйста, – попросила Ларисавместо ответа.

Они замариновали мясо для шашлыков, поставили тестоподходить, и Люба повела Ларису в темную комнату, куда Родислав и его мамадавным-давно в беспорядке сложили старые вещи, которые показались им ненужными.До разборки этой комнаты у Люба за много лет руки так и не дошли. «Вот заодно иразберем, – подумала она. – Все-таки польза».

Старые альбомы с фотографиями нашлись почти сразу. Ларисасхватила их, вылезла из кладовки, уселась на веранде и принялась рассматриватьмаленькие черно-белые снимки. Люба с недоумением присоединилась к ней, даваяпояснения.

– Вот это Клара Степановна, мама Родислава Евгеньевича,ей здесь, наверное, лет двадцать пять.

– Ни за что не узнала бы, – призналась Лариса,которая видела Любину свекровь уже в весьма зрелом возрасте. – Какая онасимпатичная!

– А это Евгений Христофорович, – Люба указала навысокого красивого моложавого мужчину с пышной гривой седых волос.

Фото Евгения Христофоровича вызвало у Ларисы повышенныйинтерес, который Люба отнесла на счет того, что соседка никогда не видела отцаРодислава.

– А вот дядя Родик, да?

На фотографии очаровательный малыш лет пяти стоял накрылечке, облокотившись на самокат, и глядел в объектив серьезными темнымиглазками.

– Да, – с улыбкой вздохнула Люба. – ЭтоРодислав Евгеньевич. Если бы я его таким увидела, то, наверное, еще тогдавлюбилась бы.

И только тут включилась ее интуиция, заставив болеевнимательно посмотреть на Ларису.

– Зачем тебе это, Ларочка? Ты что-то хочешь мнесказать?

Лариса молчала, перелистывая толстые альбомные листы ипристально вглядываясь в лица на фотографиях.

– Лариса! – повторила Люба чуть громче. – Чтопроисходит?

Молодая женщина закрыла альбом и произнесла странное слово:

– Нет.

Это не был отказ, это не был окончательный ответ, это былатихая констатация.

– Что – нет? Ты не хочешь говорить?

– Нет, не похож.

– Кто не похож? На кого?

Лариса встала, отошла к двери, ведущей в дом, прислонилась ккосяку.

– Костик не похож ни на вас, ни на дядю Родика. А жаль.Тогда бы я точно знала. Вашу-то семью я хорошо знаю, и все старые фотки ваши яв Москве сто раз видела. Ни на кого он не похож.

Острая боль возникла у Любы между ребрами и раскаленнымжелезным прутом пронзила ее насквозь. Так и есть. Коля. Николаша. Но когда?Как? Лариса уверяла, что не знает, кто отец ребенка, что у нее была близость сдвумя мужчинами в один день. Лгала? Или так и было и одним из этих мужчин былее сын Коля? Костик – точная копия Ларисы и ее матери Надежды, Люба знаетребенка с момента рождения, и никогда черты никого из Романовых или Головиныхво внешности мальчика не проступали. Или она не замечала?

– Говори, – попросила она, сгибаясь пополам иобхватывая себя. В таком положении боль была вполне терпимой.

– Тетя Люба, что с вами? Вам плохо? – испугаласьЛариса, бросаясь к ней.

– Ничего, сейчас пройдет. Говори.

– Да вы уже и сами все поняли, – негромко ответилаЛариса.

– Когда это случилось?

– В тот день, когда Коля решил, что ему надо скрыться.Он вечером шел домой, стал подниматься по лестнице пешком, он же никогда лифтомне пользовался…

– Я знаю, – кивнула Люба, сцепив зубы, чтобы незастонать.

…Выглянув в окно лестничного пролета, он увидел, как к домуподъехала знакомая машина, из которой вышли люди. Встречаться с ними Николаюсовсем не хотелось. Он понимал, что его ищут и что, скорее всего, придут к немудомой. Значит, дома появляться нельзя. Но и из подъезда теперь не выйдешь.Спасительная мысль пришла в голову почти сразу: соседи. Бабка Татьяна Федоровнавсе время лежала и почти ничего не понимала, Геннадий, как обычно, пьянствовалгде-то, а на Лариску можно было положиться, она не выдаст. До утра онипросидели на кухне, Лариса то и дело поглядывала в окно: машина все еще стояла.Она накормила Николая ужином, напоила чаем с сушками. Там же, на кухне, это ипроизошло. Для Ларисы – осуществление давней детской мечты, для Коли –отчаянный вопль жизни перед смертельной опасностью. Ларису тогда совершенно несмутило то обстоятельство, что у нее был постоянный парень, с которым она в тотдень встречалась и была близка.

Утром машина все еще стояла. Из нее вышли три человека искрылись в подъезде.

– К предкам пошли, – прокомментировал Коля. –Будут у меня дома засаду устраивать. Черт, теперь не выйдешь, их водила меня влицо знает.

А потом Коля увидел, как здоровенный парень, один из техтроих, вышел из подъезда, сел в машину и уехал. Это был шанс, который нельзяупускать. И Коля им воспользовался.

– Он за продуктами поехал, – безжизненным голосомпроизнесла Люба. – Значит, когда Коля звонил мне и говорил, что емупридется уехать на неопределенное время, он был у тебя?

– Ну да.

– И утром, когда пришли те люди, он тоже был у тебя?

– Да.

– Значит, все это время он был совсем рядом, –пробормотала Люба. – Он был так близко, и я могла еще его увидеть,поцеловать его, обнять. Я могла дотронуться до него.

– Тетя Люба…

– Молчи. Я все понимаю. Ты поступила правильно. Теперьты растишь моего внука.

– Тетя Люба, это неизвестно, – возразилаЛариса. – Я и хотела узнать, может, Костик похож на дядю Родика в детствеили на его отца. На Колю-то он совсем не похож, ну ни капельки.

– Не похож, – согласилась Люба. – Ничегообщего. Я бы заметила. Выходит, мы с тобой так и не выяснили, Колин это сын илинет. Почему ты мне раньше не сказала?

– А зачем? Что изменилось бы? Все равно я не знаюточно, от кого родила. Вам только лишнее волнение было бы.