Я согласился им заплатить. И Анна сразу мне: заезжай за мной, вместе махнем домой к сестре, чтобы все уже детально обсудить.

— И вы отправились на озеро Старичное? — спросил Клавдий Мамонтов.

— Сестра Женя оказалась нашей недальней соседкой. Что-то типа экстрасенса — она так на хлеб зарабатывала. У нее в тот момент находился клиент — безумный алкаш… У него начался припадок. Пришлось ему даже первую медицинскую помощь оказать. Женя, правда, мне сказала: он и не вспомнит ни фига на следующий день и тебя никогда не узнает… Но в тот момент это меня не сильно волновало. Я же тогда не собирался никого убивать.

Пауза.

— Пугать Еву от имени акушерки Малявиной, в роли которой выступит Евгения, предложила Анна Лаврентьева? — уточнил Гущин.

— Она. Перед тем, как я им заплатил по двести тысяч. Я им сказал, что Ева свихнулась на том, что Адам не ее сын, и весь ее бред изложил. А они подумали, пошептались и мне свой план выдали. И я счел его гениальным. Если бы Еву даже стали спрашивать — кто ей рассказывает про Адьку потусторонние выдумки, она бы сослалась на Малявину. На покойницу! Разве это не лишнее доказательство ее полного безумия? Сестры деньги мои отрабатывали сначала очень усердно — Ева по полной у них слетела с катушек… Папа все это видел… но он еще колебался. Думал, может, она успокоится, психоз пройдет. Потом девочка маленькая пропала здесь, в Бронницах, затем ее нашли, несчастный случай с ней произошел, но мы и ее приплели — Женя под видом акушерки Малявиной в разговоре с Евой это сделала. Новый гениальный ход с ее стороны. У Евы моментально зародилась новая идея фикс — мол, что Адька не просто подменыш, а что он крадет и убивает детей себе в жертву, что у него логово на островах. Тут уже и папа не выдержал — он начал ее уговаривать, просил ее образумиться. Я за ними наблюдал, думал: еще немного, еще совсем чуть нам осталось — и все можно будет прекратить, послать подальше сестриц. Потому что психическое состояние Евы уже необратимо. И все это понимают — никакое наследство и бизнес ей уже не светит. Но вдруг мое везение… редкое везение оставило меня.

Василий Зайцев поник.

— Сестрицы, видно, почуяли, что я их скоро пошлю. Женя заявила, что за каждый звонок Евы, за каждый их «сеанс ужаса» я ей должен по пятьдесят тысяч. И ей дважды заплатил. И еще пятьдесят отдал Анне. Это помимо того транша по двести тысяч каждой. Я почти все выгреб со своей карточки, что накопил и что отец мне давал на жизнь… А они требовали денег. Анне на бухло нужно было постоянно. Она присосалась ко мне пиявкой — давай плати, не то мачеха нам против твоего вдвое заплатит, если явимся к ней и все ей выложим. Что, мол, ты нас заставляешь ее пугать. Насчет Евы я не особо беспокоился, а вот насчет отца, если бы все выплыло… Он бы мне такого поступка не простил. Он бы завещание в мою пользу точно не составил — отдал бы фабрику государству. Анна же все наглела.

— И ты решил ее убить? — спросил Клавдий Мамонтов.

— Я и хотел, и боялся. А затем подумал — меня ведь с убийством никак не свяжут. Даже ее сестрица на меня не подумает. У Анны давний конфликт с сыном из-за квартиры, и он в самом разгаре. Она мне каждый раз на сына жаловалась. Все решат, что это он ее пришил. Когда она мне чатила и потребовала очередные пятьдесят тысяч, я согласился ей заплатить — мол, привезу деньги налом. Я всегда ведь наличными ей платил. А она мне: давай скорее, а то мне сын телефон обрывает. Скоро заявятся. И я решил — мой шанс.

— Какое орудие убийства вы взяли с собой? — спросил полковник Гущин.

— Стоппер для двери в виде пергаментного свитка, — ответил Василий. — Он как маленькая палица, удобный в руке и увесистый, литой из металла. Партнеры-финны такие нам поставляли на фабрику — как комплимент для клиентов. Стильная штука и для дома, и для офиса. И для пробитой башки. Анна меня впустила — пьяная, расторможенная: «Голодный? У меня лапша на плите кипит», — а сама еле на ногах держится. Я прошел за ней на кухню по коридору…

Когда она повернулась спиной, я ее ударил по голове что есть сил. Она упала. Я думал — она сдохла сразу. Но…

Василий закрыл лицо руками.

Они ждали.

— Она не умерла. Застонала. Ногами стала сучить. И я… схватил кухонный нож. Не знал, куда ее бить, чтобы наверняка, — в сердце слева, но где оно точно… Я встал коленями на нее и ударил в горло. Странное было чувство, когда нож пробил ей шею и вонзился в пол… Ужас и… будто я освободился сразу от чего-то, что не давало мне покоя.

— А кастрюлю с лапшой зачем вы сбросили на труп? — продолжал методично допрашивать полковник Гущин.

— Ну, она же мне сказала — сын вот-вот должен прийти. Я хотел, чтобы тело ее остыло как можно позже — лапша-то горячая. Чтобы решили, что она умерла, когда сын находился с ней.

«Дилетантское объяснение… из ряда фантастики. — Макар созерцал парня. — А мы решили, что так хитрый убийца пытался скрыть свою ДНК…»

— Как вы были одеты, когда явились к Анне Лаврентьевой? — задал новый вопрос Гущин.

— Оделся во все старое — куртка хаки, джинсы и бейсболка черная. Я все сразу выбросил, на свалку ездил. А стоппер был такой удобный, я его отмыл от крови. И оставил себе. Вы его нашли у нас дома?

Полковник Гущин не ответил: стоппер в виде «свитка» значился в списке вещей, которые эксперты лишь «зафиксировали» в доме Зайцевых, однако не изъяли. На стоппер никто не обратил внимания.

— И он тебе еще пригодился. — Клавдий Мамонтов кивнул. — Что было дальше?

— Мое фатальное невезение продолжилось. Вы к нам явились вдруг. — Зайцев обвел их тусклым взглядом. — Ирония судьбы. Нет, такой я от нее удар получил, почти нокаут! Я все сделал, чтобы остаться вне поля зрения полиции, приложил столько усилий! А он… Адька привел полицию по собственной детской глупости прямо в наш дом. Я испытал шок, когда вы приехали. Не знал, что думать, куда бежать. Потом оказалось, вы явились из-за Адькиных проделок на озере… Но все равно я испытал потрясение. Если бы не ваш внезапный приезд, я бы не