длинные гудки прервались, и на другом конце провода раздался голос:

— Алло?

— Сочжи?

— А, это ты! Где ты?

— Просто на улице.

— Почему у тебя такой голос, все в порядке?

— А что с моим голосом?

— Ты как будто простудился. На улице сейчас холодно, наверное?

— Да, прохладно немного.

Некоторое время они оба молчали в трубку. Киен сглотнул слюну и снова заговорил:

— Послушай, Сочжи.

— Да?

— Ответь мне на один вопрос.

— Какой?

— То, что ты сказала мне сегодня в ресторане, еще в силе?

— Что именно?

— Что ты не сможешь до самой старости быть школьной учительницей и хотела бы уехать куда-нибудь далеко и писать романы, как Хемингуэй или Джойс.

Сочжи долго ничего не отвечала. Он молча ждал, и эта пауза казалась ему бесконечно длинной.

— Ты ведь никогда не был у меня дома?

— Нет, ни разу.

— Знаешь, когда я пришла сегодня домой, — а ведь перед выходом я тут все вверх дном перевернула, пока искала твою борсетку, — я была в полном смятении. Поэтому я стала наводить порядок, в кои-то веки сделала генеральную уборку. На ночь глядя. А теперь весь дом прямо сверкает. Это очень старый дом. Его вот-вот снесут под застройку.

— Понятно.

— Знаешь такое чувство, как будто тебя радостно встречает с работы домовой? Дома абсолютно никого, а как откроешь входную дверь, кажется, что кто-то говорит с тобой.

— Да, бывает такое чувство.

Ночной ветер стал заметно холоднее. Или, может, ему так только казалось, потому что от слез у него повысилась температура. Он слегка вздрогнул.

— Детки такие замечательные. — продолжала Сочжи.

— Детки? А, твои ученики?

— Да. У некоторых прямо врожденное чувство языка. Когда учишь таких ребят, невольно чувствуешь себя по-настоящему достойным человеком. Хенми одна из таких учениц.

— Но ты же в первую очередь писатель?

— Даже не знаю. Работая учителем, я часто получала удовлетворение и отдачу от того, что делаю. Но не помню, чтобы я хотя бы раз сказала себе как писатель: «Вот это то, что надо. Я собой довольна». А если так, могу ли я по-прежнему называть себя писателем?

— У писателя и учителя разные устремления в жизни.

— Вот именно.

Оба замолкли и с минуту не говорили ни слова.

— Послушай, — сказала Сочжи, — ты очень хороший человек, я это точно знаю.

— Правда? Ты это знаешь? Почему тогда я в этом не очень уверен?

— В каком смысле?

— Ну… в том смысле, что я никогда не задумывался о том, хороший я человек или не хороший.

— И что?

— Сегодня я вдруг понял кое-что. Кажется, я раньше всегда считал, что люди заботятся о каких-то слишком абстрактных вещах. Жизнь, судьба, политика и тому подобное. Ты же знаешь, я люблю математику.

— Да, ты всегда говорил, что математика — это мир чистой абстракции.

— Верно. Когда сидишь за уравнениями, время летит незаметно. И я, наверное, думал, что у каждого человека есть подобная сторона. Но сегодня оказалось, что все люди… — Киен запнулся.

— Все люди что?

— Они просто отчаянно, изо всех сил пытаются выжить. Почему только я один этого не понимал?

На аллее появились два старшеклассника, возвращавшиеся с вечерних курсов. Они медленно прошли мимо скамейки, на которой сидел Киен, и тот ненадолго замолчал.

— Послушай, ты же знаешь Генри Торо? Он тоже как-то написал, что если внимательно присмотреться, все люди влачат жизнь в тихом отчаянии.

Они помолчали.

Голоса школьников постепенно стихли вдали. У Киена пересохло во рту. Он был поражен тем, насколько отчетливым было ощущение безудержного падения в момент, когда всему в твоей жизни вдруг приходит конец.

— Я тут подумал… — снова заговорил Киен. — Хотя нет, не бери в голову.

Сочжи продолжала молчать.

— В общем, желаю тебе удачи. Я просто решил позвонить на прощание.

— Я знаю, каково тебе сейчас.

— Знаешь? — Киен слегка улыбнулся, но тут же подумал, что Сочжи на другом конце провода почувствовала это и, наверное, приняла за усмешку на свой счет. — Я сейчас виделся с Мари, только что говорил с ней.

— Да?

— Мы с ней поговорили, и…

Его голос оборвался, и он не смог договорить — к горлу подступил ком. На некоторое время они оба снова замолчали. И тут его словно молнией поразило: а ведь Сочжи даже не спрашивает, чем закончился их разговор с Мари. Так, не говоря ни слова, она тихо сообщала ему о своем решении, и он ясно почувствовал, что она не собирается более вмешиваться в его жизнь и пускаться за ним в эту опасную авантюру. Киен сменил тему — ему необходимо было начать вести себя разумно хотя бы под самый конец.

— Впрочем, неважно. Чуть было не наговорил лишнего. Прощай, в общем. Держись молодцом.

— Ладно, до скорого. Мне тоже уже спать пора. Завтра еще созвонимся.

— Я скоро выброшу этот телефон. Думаю, мы не скоро сможем созвониться. Желаю тебе написать хороший роман.

— Ты тоже береги себя.

Он захлопнул крышку телефона и поднял взгляд на уже стоявшего прямо перед ним мужчину. До боли знакомый голос тихо произнес:

— Шеф, вот вы где. Еле вас нашел.

47

Забравшись с ногами на кровать, Хенми задумчиво вертела в руках телефон. В доме стояла полная тишина. Только кошка мирно сопела, пристроившисъ рядом с хозяйкой. Хенми легонько ткнула ее носком в бок. Та недовольно поежилась, но глаза так и не открыла. Тогда Хенми протянула руку и погладила заднюю лапу кошки, затем мягко понажимала пальцами на теплые розоватые подушечки. На душе стало немного спокойнее. Она все же решилась позвонить и набрала номер.

— Алло? Это я. Ага, уже дома. Спасибо за приглашение, было прикольно. Чхоль уже вернулся? А, да? Жаль, что так и познакомились. Совсем чуть-чуть разминулись с ним. У нас дома? Нет, еще никого нет. Папа с мамой оба сказали, что задержатся. Как всегда, в общем. Я-то? Ну, наверное, посмотрю немного падук по телику… Что значит «для стариков»? Знаешь, как интересно! Ты просто сам в падук не играешь, поэтому так говоришь. Еще как интересно, говорю тебе! Аен? А что Аен? Она сказала, что у нее сегодня какие-то дела. Не знаю, короче. А что ты у меня-то спрашиваешь? Извини. Ничего не разозлилась. Правда? И что сказал Чхоль? Ха-ха, ну он приколист! Ого, правда? Ух ты! Ага, ага. Что? Ты о чем? Ах, ты про это… Не знаю, проехали. Ничего я не думаю. А ты? А? Ну говори. Не знаю, чувство немного странное было… Ой, не знаю, в общем. А Чхоль там не рядом с тобой? Неудобно, наверное, при нем об этом