бороться, и понятия не имел, куда он в итоге должен попасть. Вполне возможно, что это только начало. Он чувствовал, что, если сейчас поддастся и сделает так, как они от него требуют, то сам станет кафкианским персонажем, обреченным бесконечно бродить по замкнутому кругу из повторяющихся событий, и каждый раз его личная болезненная трагедия для всех остальных будет оборачиваться смехотворным фарсом. А эти люди будут невозмутимо наблюдать за ним, как зоологи, изучающие поведение животных в природе.

— То есть мне сейчас вообще бесполезно что-либо говорить вам?

— К сожалению, это так. Для начала идите сейчас домой. В семейной жизни ведь случается и хорошее, и плохое, согласитесь. И супругам приходится время от времени закрывать глаза на проступки друг друга, изо всех сил стараться сохранить согласие и понимание. Поэтому идите сейчас домой, постарайтесь все уладить и продолжайте жить обычной жизнью, как раньше.

— Обычной жизнью? Как раньше? — с болью в голосе возразил Киен. — И вы правда думаете, что это возможно?

— Конечно. — невозмутимо ответил Чон. — Стыдно о таком рассказывать, но очень давно, еще в самом начале брачной жизни, когда жена была беременна — ну, знаете, с беременной женой ведь этим нельзя заниматься, — я изменил ей с другой женщиной и попался. То есть, если совсем честно, я переспал с ее старшей сестрой. Сложно объяснить, но, в общем, так получилось. В жизни ведь всякое бывает. Естественно, был огромный скандал. Я до сих пор ума не приложу, как жена узнала обо всем. Она тогда была вне себя от ярости, грозилась аборт сделать. А сейчас даже и не скажешь, что такое вообще когда-то было. В конце концов все встает на свои места, поверьте мне. Я ведь, хоть и не намного, но все же на несколько лет больше вас прожил на этом свете.

— А что стало с сестрой жены?

Впервые за все время их разговора Чон явно заколебался: его губы слегка дрогнули, но на несколько мгновений замерли в нерешительности. Немного помолчав, он все же заговорил:

— Она покончила с собой. Нет, вы только не подумайте ничего, это совсем не из-за того случая. У ее мужа был свой бизнес, небольшая фирма, которая занималась запчастями для велосипедов — вроде педалей и сёдел, — но он разорился, и тогда они всей семьей заперлись в номере мотеля и выпили яд. Детишек очень жалко, такие милые были…

Чон сжал губы и некоторое время сидел молча. Гул машин на проспекте за домами становился все тише и уже почти не был слышен, так что даже звук телевизора, доносившийся из окон одной из квартир, казался куда громче. Молчание прервал Киен.

— Понятно.

— Что?

— Ваши эти… «Касио», — спокойно ответил Киен, — давайте их сюда.

— Ах, это? Ну вот и славно! Поверьте, вы приняли верное решение.

Чон подал знак кому-то сзади, и к Киену тут же подошел Чхольсу, который снял с него наручники.

— Это куда удобнее, чем наручники, — виноватым тоном добавил Чон и протянул электронный браслет Чхольсу.

Тот понажимал немного на кнопки и вернул браслет обратно:

— Все готово.

— Точно? Ничего настраивать больше не надо?

— Нет, не надо.

Киен подставил Чону левую руку. Холодный, как змея, браслет намертво обхватил его запястье, щелкнув металлической застежкой. Киен невольно вздрогнул. Чон облегченно улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, теперь, когда вы его надели, перед тем, как вы отправитесь домой, нам надо, чтобы вы сделали для нас еще кое-что.

Киен ничего ему не ответил, продолжая неподвижно смотреть на свое запястье.

03:00

Империя света

49

От берега к маяку тянулась длинная земляная насыпь. Примерно до середины она была абсолютно прямой, но потом отклонялась градусов на пятнадцать в сторону внутренней гавани, отчего сверху была похожа на бамбуковый ствол, который деревенские мальчишки согнули для забавы и, наигравшись, бросили в воду. Гавань располагалась примерно в четырех километрах от места, где сейчас стоял Киен. Вдали кое-где горели огни — видимо, какие-то кафе и рестораны все еще работали. Их тусклое отражение падало на поверхность ночного моря и разбегалось по воде мерцающей рябью. На небе не было видно ни луны, ни звезд. Укрывшись за большим камнем, Киен посмотрел на часы. Пока маяк бросал яркий свет в темную даль моря, на побережье за гаванью лучи поисковых прожекторов бесцельно скользили по береговой линии, описывая неправильные траектории.

Киен знал. Знал, что где-то там, вдалеке, притаившись в черной глубине моря, кто-то всматривается в темный берег через перископ. Члены экипажа провели несколько суток в душной подлодке, питаясь лишь сухой лапшой быстрого приготовления, не имея возможности нормально сходить в туалет; их нервы напряжены до предела, но они терпеливо ждут, время от времени перебирая в кармане капсулы с ядом, приготовленные на крайний случай; несколько конвойных в ластах сидят у самого люка, готовые к выходу по первому же сигналу.

Ровно в три часа ночи он достал из кармана ручной фонарь «Маглайт» и несколько раз посветил им вдаль. Луч растворялся в кромешной тьме ночного моря, и Киену казалось, будто он посылает сигнал куда-то в бескрайний космос. Спустя некоторое время над гребнями волн немного неуверенно замигал ответный сигнал. Несмотря на содержание и все обстоятельства этой короткой переклички, его сердце вдруг заколотилось от волнения. Они пришли за ним, рискуя собственной жизнью, и затаились на холодном морском дне в ожидании его сигнала. Хорошо обученные и подготовленные товарищи проделали долгий и опасный путь, движимые неколебимой верой в праведность возложенного на них долга. При мысли об этом он невольно почувствовал прилив ностальгии. Как бы то ни было, с группой связи № 130 была связана его молодость. Он был девятнадцатилетним юношей, который скучал по оставленным в Пхеньяне семье и любимой девушке и не имел ни малейшего понятия о том, какое его ждет будущее. Запах пота не покидал его ни на день, и его военная форма постоянно воняла. Он всегда ходил полуголодным, но крепкие мышцы и острое чутье никогда не подводили его. Он был уверен, что обрел верных товарищей, с которыми он готов разделить судьбу, и верил, что перед ними стоит великая задача, задача всей их жизни. Он верил, хотя и очень недолго, что человек способен изменить другого человека, и что эти новые люди смогут изменить весь мир. Сидя тут, в заброшенном уголке полуострова Тхэан, он еще раз с новой силой ощутил, насколько теперь оторван от всего этого. Насколько сильно он изменился с тех пор, как двадцать лет назад