Леша засмеялся.

– Она покажется еще лучше, когда узнаете ее цену.

– Ну? – поинтересовался режиссер.

– Две тысячи баксов, – гордо возвестил Батов.

Пашин онемел. За такую модель просят как минимум пять.

– Где взял? – спросил Пашин.

Леша хмыкнул:

– У Иветты Воротниковой брат работает на автомобильномзаводе. Даешь деньги – через три месяца авто. Мне раньше досталось, посколькукто-то отказался и Люка предложила купить, – откровенничал счастливый Лешка.

– Небось ворованные, – сомневался Пашин.

– За две тысячи-то? – засмеялся Леша. – Определенно нечестным путем за ворота выкатили. Только мне какая разница? Да вы гляньте:сиденья, обивка – бархат. А работает, будто соловей поет.

Леша повернул ключ зажигания, и мотор ровно загудел. Пашинзавистливо вздохнул. У режиссера в гараже стояла раздолбанная «копейка».

Через час к Люке явилась делегация. Женщина спокойновыслушала коллег и обещала поговорить с родственником. На следующий день онасообщила:

– Брат готов вам помочь, но при одном условии – берете неменее двадцати пяти машин. Они торгуют только оптом. Леше случайно повезло:один из предполагаемых покупателей умер.

Актеры принялись звонить друзьям и знакомым. К средесобралось тридцать два человека. Люка глянула в список и недовольно протянула:

– Сказала же: только двадцать пять для своих, самых близких,а вы небось всю Москву оповестили!

– Что ты, милая, – залебезил Пашин, – не гневайся, сейчасвычеркнем.

– Ладно уж, – смилостивилась девушка, – пусть остаются.

Большой пакет с долларами перекочевал к ней в руки.

Ровно через три месяца Иветта объявила:

– Завтра в двенадцать придут трейлеры с машинами.

Будущие автовладельцы, радостно гомоня, стали поджидатьвожделенные тачки. Но ни в час, ни в два, ни в три никакие грузовики невъезжали во двор. Не было и Иветты. Когда в семь вечера стало ясно, что сегодня«Жигулей» не получить, Пашин принялся названивать Люке домой. Трубку снялаженщина, спокойно сообщившая:

– Иветты нет.

– Когда придет, пусть срочно позвонит на работу, – велелрежиссер.

– Вы не поняли, – вежливо пояснил голос. – Иветта съехалавчера с квартиры.

– Как? – изумился Пашин. – Разве это не ее местожительство?

– Было ее, – ответила дама, – а теперь квартира сдана нам.

– Куда отправилась Воротникова?! – заорал режиссер.

– Не надо кричать, – осадила женщина. – Я абсолютно ничегоне знаю, ей все время сюда названивают, и я, честно говоря, устала объяснятьсяс людьми. Если по поводу турпутевок, то лучше обратитесь в агентство, где онаработала.

– Мы по поводу автомобилей, – растерялся Пашин.

– Да? – удивилась собеседница. – Тут с утра звонят членыкакой-то туристической группы. Стоят в Шереметьево и ждут Иветту. Она должнапривезти им билеты и путевки, телефон оборвали. Просто осточертели.

В трубке раздались гудки. Режиссер наконец-то понял, чтовесь коллектив вместе с друзьями и родственниками стал жертвой наглоймошенницы.

– Она больше не приходила? – поинтересовалась я.

– Конечно, нет, – ухмыльнулась Люда, – дура она, что ли, данаши ее на части разорвут.

Обманутые актеры двинули в милицию, но здесь их пыл быстроохладили. Во-первых, никто не удосужился взять у Иветты расписку, во-вторых,оказалось, что пострадавшие запросто могут превратиться в подследственных.

– Ну и ну, господа хорошие, знали небось, что автомобилибудут краденые, – укорил начальник отдела по борьбе с организованнойпреступностью. – Всем следовало явиться с заявлением, когда вам предложиливступить в незаконную сделку. Думали обойти закон и на пятак рублей купить?

Испугавшись, что их привлекут к ответственности запреступные замыслы, актеры поспешили убраться восвояси.

Я довезла Люду до дома и в растерянности закурила. Ну идрянь же эта Иветта! Просто ужасно, что мы с ней так похожи! Может, покраситьволосы в черный цвет?

Мирное треньканье телефона вывело меня из задумчивости.

– Дашенька, – послышался голос Орлова, – как дела?

– Ничего, – протянула я.

– Какие-нибудь неприятности? – испугался Виталий. – Чтотакая грустная?

– Да так, ерунда, – пробормотала я, чувствуя, как огромнаяусталость наваливается на плечи.

– Вот что, – решительно заявил Орлов, – мне не нравится твойтон, носом чую крупные неполадки. Давай рули на Беговую в кафе «Мона», там ипоговорим.

Все детство и большую часть юности я провела с авторитарнойбабушкой, общавшейся со мной, как конвойный с зэком-первоходкой. Слушатьвнимательно, исполнять безоговорочно, шаг вправо или влево считается побегом.Поэтому, когда человек начинает железным тоном отдавать мне приказания, я вбольшинстве случаев машинально подчиняюсь.

«Фольксваген» подвез меня к нужному кафе.

– Новая машина? – поинтересовался Виталий.

– Нет, взяла у Зайки, – объяснила я.

– Помяла «Вольво»?

Я растерянно вертела в руках вилку. Ну как объяснить в двухсловах происходящее?

Орлов нежно коснулся моей руки.

– Дашенька, ты очень нравишься мне, не стану скрывать своихчувств. Естественно, помогу, чем смогу. Расскажи, что стряслось. Древниесчитали: высказанная беда – уже полбеды. Вижу, что тебе тяжело.

Слезы потоком хлынули из моих глаз. Безумно обозлившись насебя за подобную реакцию, я схватила салфетку, но водопад не прекращался.Вообще я не принадлежу к плаксам, рыдать на глазах у других считаюотвратительной привычкой. Если и случаются припадки отчаяния, то предпочитаю переживатьих наедине, где-нибудь в ванной, за закрытыми дверями, и наружу выхожу толькотогда, когда нос приобретает нормальный цвет. Терпеть не могу, когда меняжалеют.