Следующий день был кануном того дня, на который назначаласьцеремония реформации. Появился Антонин, и начался обычный утренний ритуал;Жюстину сотрясал страх: неужели ее сдержанное поведение за ужином у директрисысделает ее жертвой нынешней реформации? Она рассердила эту ужасную женщину, онауспела узнать, чем это грозит: разве это не было достаточной причиной бояться?Однако безразличный вид Антонина ее успокоил — он едва взглянул на нее.Закончив обход, Антонин назвал Ирис: это была великолепно сложеннаясорокалетняя женщина, живущая в доме тридцать два года.

— Ложись, — приказал ей Антонин, — я долженпрочистить тебе влагалище, только меня надо возбудить, чтобы я смог проникнутьтуда, — добавил гнусный сатир.

Присутствующие поспешили ему на помощь, и негодяй вошелвнутрь.

— Вот так, шлюха! — прорычал он,совокупляясь. — Прими мой прощальный привет. — Когда же он увидел,что все вокруг вздрогнули, а несчастная женщина близка к обмороку, на неепосыпались сильные удары. — Ты что, не слышишь меня, тварь? Не поняла, чтообщество решило реформировать тебя? Я пришел за тем, чтобы послезавтра тебя ужене было на свете… Если я сношаю тебя сейчас, потаскуха поганая, так лишь для того,чтобы ты унесла мою сперму с собой в ад и чтобы фурии намазали моим семенемсвои влагалища, а я бы и их прочистил с великим удовольствием, если бы до нихдобрался. Давай же, кончай, шлюха, по-моему я достаточно приласкал тебя иподготовил к экстазу…

Но Ирис больше ничего не слышала: она потеряла сознание и нешевелилась. В таком состоянии находилась она, когда злодей дошел до порогакрайнего восторга. Извергаясь, он искусал ей груди в надежде, привести ее вчувство, но все было напрасно, и насладившись бесчувственной жертвой, варваримел жестокость бросить ее в подземелье, где ей предстояло провести последние исамые мучительные часы своей жизни.

Жюстина тоже пережила один из самых ужасных дней: страшнаяэта сцена никак не хотела выходить у нее из головы. Она содрогалась при мысли,что ей придется присутствовать на ужине, который должен был иметь место вовремя кровавых оргий. К ее счастью она еще не созрела для того, чтобы бытьдопущенной на празднество, где не бывает ни грана целомудрия и человечности; втот же самый вечер ей просто-напросто велели провести ночь в келье Клемента.

— О Господи, — вздохнула она, — неужели ябуду удовлетворять страсти этого монстра, который придет покрытый кровью моейнесчастной подруги, который насытится ужасами и мерзостями и прикоснется ко мнесо злобой в сердце и с богохульствами на губах! Может ли быть участь, болееужасная, чем моя?

Тем временем надо было идти: за ней пришел надзиратель изапер ее в келью Клемента, где, пока она ждала этого злодея, ее посетили новыемысли, еще более ужасные.

Клемент появился к трем часам утра в сопровождении двухдежурных девушек, которые встретили его при выходе из трапезной, куда, какизвестно, доступ им был закрыт, если там происходила реформационная оргия. Однаиз этих девушек звалась Армандой: белокурая молодая женщина, не достигшаявозраста двадцати шести лет, с очаровательным лицом и, между прочим, племянницаКлемента; другую звали Люсинда: яркий румянец, прекрасное тело, ослепительнобелая кожа и возраст двадцать восемь лет.

Жюстина выучила наизусть свои обязанности и упала на колени,едва заслышав шаги монаха. Он приблизился к ней, внимательно посмотрел на нее,стоявшую в такой униженной позе, затем приказал подняться и поцеловать его вгубы. Клемент долго смаковал этот поцелуй и ответил девушке своим, невероятнопохотливым и продолжительным. В это время прислужницы по его повелениюпостепенно и аккуратно раздевали Жюстину. Когда обнажилось девичье тело отпоясницы до пяток, они услужливо повернули к Клементу эту часть, обожаемую им.Монах осмотрел ее, потрогал, потом, усевшись в кресло, велел Жюстине подставитьдля поцелуя божественный зад, который всерьез взволновал его. Его племянницастояла на коленях и сосала ему член… обрюзгший член, пресыщенный вечернимиутехами, который без определенного искусства ни за что не возвратился бы кжизни. Стоя чуть в сторонке, Люсинда одной рукой поглаживала ляжки монаха,другой усиленно массировала ему задний проход. Распутник сунул язык вподставленное святилище как можно глубже. Его корявые пальцы терзали те жесамые прелести Арманды и Люсинды, и он сладострастно и больно щипал той идругой ягодицы. Однако основное его внимание было обращено на Жюстину, чей заднаходился у его губ; он велел ей пустить газ, Жюстина подчинилась и в тот жемиг почувствовала волшебное действие этой гнусности. Монах возбудился ещесильнее, и его движения сделались активнее: он несколько раз подряд укусилягодицы девушки, которая вскрикнула от боли и подалась вперед. РаздосадованныйКлемент закричал:

— Знаешь ли ты, что бывает за такую дерзость? Бедняжкапоспешила извиниться, но разъяренное животное схватило ее за корсет, разорвалоего вместе с нижней рубашкой и с силой стиснуло ей обе груди, изрыгаяпроклятия. Дежурные девушки раздели Жюстину окончательно, и все четвероостались совершенно голые. Арманда без промедления занялась дядей: вот чтозначит зов крови! А он принялся изо всех сил шлепать ее по ягодицам, целовать вгубы, укусил язык; она закричала, и острая боль исторгла из нее невольныеслезы; тогда он заставил ее взобраться на стул, поцеловал ей задницу и приказалпукнуть. Затем настал черед Люсинды, и с ней поступили таким же образом. Всеэто время Жюстина возбуждала его языком; он яростно укусил подставленный зад, иего зубы в нескольких местах отпечатались в теле очаровательной женщины; послеэтого он резко обратился к Жюстине, которая, на его взгляд, недостаточноусердно ласкала его:

— Сейчас я покажу тебе, что значит страдать, шлюха!

Большего говорить ему не требовалось: слишком красноречивбыл его взгляд.

— Сейчас тебя будут пороть, — сказал он. —Да, да, пороть самым безжалостным способом, я не пощажу даже эту алебастровуюгрудь, даже эти розовые ягодки, которые выкручиваю с таким удовольствием.

Наша несчастная пленница не осмеливалась произнести ни слова,боясь еще больше рассердить своего палача, только на лбу у нее выступил пот, аглаза, помимо ее воли, наполнились слезами. Он велел ей встать на колени настул, взяться руками за спинку и не отпускать их под угрозой самых жестокихпыток. Удостоверившись, что ее поза соответствует его намерениям, он велелдежурным девушкам принести розги, из которых выбрал связку самых тонких, самыхгибких и начал с двадцати ударов по плечам и нижней части спины; затем, оставивЖюстину в покое, он расположил Арманду и Люсинду в двух шагах от нее — однуслева, другую справа, обеих в той же позе — и объявил, что намерен пороть всехтроих и что первая, кто отпустит спинку стула, или издаст стон, или прольетхоть одну слезинку, подвергнется таким мучениям, которые страшно даже представить.

Арманда и Люсинда получили то же количество ударов по спине,которыми злодей наградил Жюстину, после чего он расцеловал нашу героиню в губыи во все истерзанные места и, подняв розги, произнес: