Пастор почувствовал мучительную неловкость. Но потом он понял, что Халме пришел нарочно, чтобы подразнить их, — и эта догадка, рассердив пастора, пробудила в нем упрямство. Эллен успела все сообразить гораздо быстрее мужа и нашла остроумное решение. С любезной улыбкой она сказала:

— Мы готовы помочь, но только с одним важным условием. Если товарищество господина Халме откажется от участия в этом деле, я постараюсь сделать все, что в моих силах. Тогда уж мы обойдемся без социализма. Правосудие священно, и его не должно использовать как орудие политики. Организуйте общество поддержки Лаурила на беспартийной основе, тогда и мы будем участвовать в нем. Иначе нет. Мы не намерены субсидировать предвыборную агитацию социалистов.

Пасторша шутливо погрозила пальцем:

— А что бы вы сказали, господин Халме, если бы я пришла просить у вас денежную помощь для нашей партии?

Тут пастор с облегчением улыбнулся. Эллен умела обходиться с людьми. Холодная сдержанность Халме исчезла. Он сказал:

— Если ваша партия, сударыня, будет защищать интересы бедного люда, я с великим удовольствием окажу ей поддержку и сам стану ее членом.

— А она их и защищает. В программу нашей партии вошел пункт о приобретении земли безземельными крестьянами, разумеется, на добровольных началах. Ведь если мы признаем определенные права торппарей, то нельзя забывать, что и у землевладельцев есть права.

— Кхм! По крайней мере они хорошо помнят о своем праве сгонять торппарей.

Спорили долго, но Эллен умела искусно смягчать противоречия, избегая неприятных столкновений. Конечно, денег Халме не получил. Да он и не рассчитывал их получить. Но беседа доставила ему большое удовольствие.

Однако его собеседники, оставшись одни, дали волю своему раздражению. Он, конечно, намекал на историю с Коскела. Но ведь у Коскела же никто не отнимал торппу — это никак нельзя сравнивать с тем, что делает Теурю.

— А виноват Аксели. Отец уже все понял, но сын озлобился, ходит угрюмый. И все из-за социализма. Собственно, меня эта история больше не огорчает. Наша вынужденная несправедливость незначительна по сравнению со злобой этого парня. Кстати, мы не так уж много и выгадали. По-прежнему не можем свести концы с концами.

— Да, но если бы мы не вернули землю, нам пришлось бы совсем плохо. А что это изменило в их жизни? Они питаются так же, как и прежде, живут так же, как и прежде. Только работы стало меньше. Бессмысленно проводить тут какие-то параллели с поступком Теурю. Ведь семья Коскела преспокойно живет в своей торппе. И социализм Аксели идет не от этого. Все дело в характере.

— Во всяком случае, домашнее воспитание Аксели в этом неповинно. Наверно, и старый Коскела с болью думает об увлечении сына социализмом. Он — человек дисциплины и порядка. Но у всех свои заботы и печали. Меня тоже начинает беспокоить поведение Илмари.

— Ну, у Илмари сейчас трудный возраст. И я не вижу ничего дурного в том, что он выступил против беззакония чиновников. Он горяч, но отстаивает справедливость. Да и учиться он стал лучше.

— Да, может быть, он и выровняется. Но печально, что все как-то так получается. Сеют ненависть и раздоры вместо того, чтобы помогать друг другу. Я вначале относился к социализму с большим сочувствием. Есть много фактов, которых честный человек не может не признать. Но они сделали из них орудие ненависти, а этого я как священнослужитель одобрить не могу. Социалистическое движение попало в подозрительные руки. Оно направлено не к созиданию, а к разрушению и анархии.

— Неужели ты еще раздумываешь над этим? Мне было давно все ясно. Эмма. Эмма-а-а... Пожалуйста, Эмма, накройте на стол,

— Ух, сатана, я и судье сказал, что живым меня из торппы не выкинут. И я еще спросил, пусть, мол, высокий суд мне ответит, что толку в этаких законах? Почему бы уж сразу не сказать, что грабеж земли дозволяется — и баста. И я сказал, тысяча чертей, что, мол, уважаемый высокий суд, параграфов я не знаю, но поденщину отрабатывал сполна. А когда мне стали тыкать в нос параграф насчет упрямства и грубости, по которому меня выгоняют, так я им сказал, что поклонов от меня Теурю не дождется. Работать я могу, но лебезить перед ним не стану. А этот чертов адвокат увел меня в соседнюю комнату, да как начал мне читать морали, что я, дескать, выражался неприлично! Говорят, надо было держаться аккуратно, выражаться деликатно, чтобы противник вышел в худшем свете. Но я и ему сказал, пустобреху чертову, что хвостом вилять перед ним не буду. Он тогда мне еще наговорил с три короба, ну да ладно уж — вали кряду! Тоже называется выискали защитника!..

Да. Процесс Анттоо, конечно, проиграл. Его даже хотели оштрафовать за неуважение к суду, но судья нашел, что Анттоо ругался в состоянии невменяемости. Дело в том, что судья сам чувствовал несправедливость своего приговора. Но он судил по закону.

В доме пожарной команды происходили бурные собрания. Выступали с разными предложениями. Аксели впервые в жизни попросил слова и начал убеждать: «Пойдем, встанем на крыльце у Лаурила, и пусть-ка полицейские попробуют силой отбросить нас».

Но Халме был решительно против всяких демонстраций, связанных с насилием. Он изложил свою программу действий: в день выселения все соберемся на митинг, но ничего противозаконного предпринимать не будем; к тому времени сделаем знамя товарищества и устроим шествие со знаменем и пением революционных песен.

Многие ворчали, уверяя, что от пения не будет проку. Однако с помощью Отто Халме удалось переубедить тех, кто требовал более решительных действий. Поскольку ставился вопрос о законности, Халме предложил Янне Кививуори приобрести за счет товарищества важнейшие тома свода законов.

— Нам нужно хорошо знать законы. Сам я не успею заняться их изучением. Но, думается мне, ты у нас такой сообразительный парень, что лучше других справишься с этим.

Всем на удивленье Янне раздобыл законы и принялся штудировать их с таким усердием, что Отто просто слов не находил. Откуда вдруг у парня эта усидчивость?

— Ты уж там вызубри хорошенько раздел о браке. По крайней мере, сможешь шляться не как-нибудь, а согласно финскому закону.

А вскоре парень уже свободно разбирался во многих юридических вопросах. Он объяснил Халме, что демонстрацию организовать можно, но только никоим образом нельзя мешать полицейским в исполнении их служебных обязанностей. Надо остерегаться также всяких выкриков в адрес властей. Петь можно