вдвоем. Они не верили в благополучный исход, но все же решили поддерживать Анттоо до конца.

V

Анттоо забастовал. И тут же ему было велено немедленно убираться из торппы. Он не подчинился. Тогда пришел ленсман и вручил ему приказ о выселении. Снова тот же результат.

— Выносите вперед ногами. Убейте на месте. Всю семью, с малыми детьми — всех! А живой я отсюда не уйду.

Ленсман грозил, что выселит Анттоо силой. Тогда Ант-тоо подал в суд.

Дело было, конечно, безнадежное, но рабочее товарищество все же решило пригласить для Лаурила адвоката. Объявили сбор средств. Все были так возбуждены, что сразу удалось собрать всю нужную сумму. У Аксели не было ни гроша, а просить у отца было бесполезно. Но он принимал этот суд так близко к сердцу, что, поборов стыд, попросил у Отто взаймы.

— Я как-нибудь потом отработаю, при случае. Ну как тогда, на рытье котлована. А то мне нечего дать.

— Что же, дома ты работаешь совсем задаром?

— Да. Отец на это денег не даст, конечно. Но если Лаурила выиграет тяжбу, то я тоже пойду судиться. Изгородь надо наконец убрать с наших лугов.

Отто искоса взглянул на парня. Он заметил смущение Аксели и не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Крепко же тебе достается! На двух хозяев ты работаешь бесплатно: сначала в пасторате, а потом еще дома, на своего отца.

Парень смутился еще больше, но Отто перестал донимать его и сказал уже серьезно:

— Ладно. Конечно, я дам тебе денег. Потом отработаешь, не к спеху. Только ты не воображай, будто через суд можно убрать изгородь с вашего поля. И Анттоо свое дело обязательно проиграет.

— К чему же тогда устраивать этот суд?

— Чтобы ясно показать всем, каково положение торппарей. Пускай суд официально подтвердит, что наши слова о земельном рабстве в Финляндии совершенно справедливы.

Аксели не понимал, как можно что-то делать, заранее зная, что все твои усилия пойдут прахом. Но, верно, и это было лучше, чем сидеть сложа руки. Деньги он отдал Халме, и тот поблагодарил его от имени товарищества.

— Ты на себе испытал ту же несправедливость, что и Анттоо. Тебе это хорошо понятно. Я как раз подумал: а что если пойти в пасторат и попросить, чтобы господа тоже внесли небольшую сумму в наш фонд?

По лицу Халме скользнула злорадная улыбочка, столь необычная для него и как-то не вязавшаяся с его серьезностью.

— Да-а, и скажите, что, мол, это для них удобный случай вернуть хоть малую частичку того, что они сами содрали с торппарей.

— Пожалуй, не стоит переходить на личности. Да и нет надобности заранее указывать на то, что должен обнаружить суд.

Дело Анттоо взбудоражило всю деревню. Семью Лаурила здесь никто особенно не любил, но подобная судьба грозила многим, и все смотрели на их беду, как на свою. Даже Преети внес две марки в фонд солидарности и долго извинялся, что не может дать больше. Деликатный Халме, приняв деньги, сказал:

— Сумма не так важна. Ведь этот судебный процесс имеет для нас лишь символическое значение, ибо дело мы проиграем. Точно так же символична и твоя скромная лепта. Я благодарю тебя и ценю эти две марки дороже многих крупных взносов.

Преети был счастлив и говорил потом знакомым:

— И я тоже пожертвовал. Хотя нам, маленьким людишкам, оно того... Но смысл этого дела, значит, такой... как бы идея... Такое заграничное слово... Никак не вспомню. Сын-то, конечно, знает, потому как он у мастера в ученье, а теперь стал ему вроде как помощником и заместителем.

Дело действительно разрасталось в большой процесс. Хеллберг при содействии партии раздобыл адвоката. Правда, сгоны торппарей случались нередко, и даже в здешнем приходе это был не первый случай, но он казался особенно вопиющим, а главное—приближались выборы.

Некоторые виднейшие хозяева волости и господа заезжали к Теурю, уговаривая его повременить со сгоном хотя бы до выборов. Но Теурю их и слушать не желал. «Я сказал — и все,— твердил он. — Я от своего слова не отступлюсь». Другие же его поддерживали, так как вопрос этот становился принципиальным. Многие хозяева утверждали, что Теурю имеет полное право согнать торппаря.

— Ежели мы сейчас им уступим, так чем же это кончится? Тем, что в один прекрасный день они объявят торппы своей собственностью. Да и вообще, такого торппаря, как Лаурила, никто не стал бы держать. Уж я бы не потерпел ругани от своих людей.

Когда Халме явился в пасторат и попросил пастора принять его, господа сразу догадались, что речь пойдет о сгоне Лаурила. У них уже имелось готовое мнение, которое они и сообщили Халме:

— В принципе мы не одобряем сгона. Мы полагаем, что это несправедливо. Но мы отнюдь не можем одобрить, чтобы подобные явления использовались для предвыборных интриг. Единичный случай не следует обобщать.

Как неприятен, однако, этот самоучка-портной! Как он поглаживает кончиками тонких пальцев свои аккуратно подстриженные усы! Как он сидит, наслаждаясь возможностью показать свою эрудицию, щеголяя книжными фразами! Нет, он не стал крикуном в духе Валпаса, но, тем не менее, он стал социалистическим агитатором, и это после всех хороших речей о родине. Да и раньше он был демагогом: его знаменитое столкновение с ленсманом и оскорбление величества — разве это не желание показать себя?

— Давайте рассмотрим вопрос принципиально. Господин пастор, вы сказали: единичный случай. Но с правовой, как и с морально-этической точки зрения единичные случаи не рассматриваются отдельно. Возьмем, к примеру, такое страшное преступление, как убийство с целью ограбления. Его тяжесть не уменьшается от того, что оно, к счастью, не слишком у нас распространено. Мы все же осуждаем его со всей строгостью, даже если оно случается лишь раз в столетие.

— Ну, это же совершенно разные вещи. Хотя подобные досадные случаи выселения у нас иногда имеют место, но все же они представляют собой лишь исключение, так что не нужно на этом основании сеять ненависть ко всему нашему обществу. А тем более теперь, когда перед нами встает реальная возможность решить проблему торппарей в законодательном порядке.

— Скоро начнутся выселения в Лауко. Точно так же и по всей стране время от времени торппарей сгоняют с мест. Да и здесь, в нашем приходе, случай с Лаурила не единственный. Стало быть, это не столь уж редкое исключение. Я подумал, что вы,