Мальчишка держался чуть вызывающе, будто унего был когда-то с Максимом долгий спор, будто Максим в чем-то виноват иобязан сознавать свою вину.

— Я судия, — повторил Максим.

Ему захотелось повернуться и убежать. Всескладывалось не так, не правильно! Темный не мог оказаться ребенком, ровесникомего собственной дочери. Темный маг должен был обороняться, нападать, убегать,но не стоять с обиженным видом, будто он имеет на это право. Будто что-то можетслужить ему защитой.

— Как тебя зовут? — спросил Максим.

— Егор.

— Мне крайне неприятно, что так получилось, —Максим говорил искренне. И никакого садистского удовольствия от оттягиванияубийства не испытывал. — Черт возьми. У меня дочка твоих лет! — Почему-то этообижало больше всего. — Но если не я, так кто же?

— О чем вы? — мальчик попытался сбросить егоруку.

Это придало решимости.

Мальчик-девочка, взрослый-ребенок. Какаяразница! Тьма и Свет — вот все различие.

— Я должен спасти тебя, — сказал Максим.Свободной рукой он достал из кармана кинжал. — Должен — и спасу.

Вначале я узнал машину. Потом — вышедшего изнее Дикаря. Накатила тоска, тяжелая, беспросветная. Это был мужчина, спасшийменя, когда в облике Ольги я бежал из «Магараджи».

Должен я был догадаться? Наверное, будь большеопыта, больше времени, больше хладнокровия. Женщина, что ехала с ним, всего-то— посмотреть ее ауру, Светлана ведь описала ее очень подробно. Я мог узнатьженщину, а значит — и Дикаря. Мог закончить все еще в машине. Вот только — какзакончить? Я нырнул в сумрак, когда Дикарь посмотрел и мою сторону. Кажется,это сработало, он двинулся дальше, к подъезду, в котором я когда-то сидел умусоропровода и мрачно беседовал с белой совой.

Дикарь шел убивать Егора. Все, как я и думал.Все, как рассчитывал Завулон. Капкан был передо мной, туго растянутая пружинаначинала сжиматься. Оставалось сделать шаг и порадовать Дневной Дозор успешнымзавершением операции. Где же ты сам, Завулон?

Сумрак давал мне время. Дикарь все шел и шел кдому, неторопливо переставляя ноги, а я озирался, выискивал вокруг Тьму. Хотябы след, хотя бы дыхание, хотя бы тень…

Напряжение магии вокруг было чудовищное. Здесьсходились нити реальностей, рвущихся в будущее. Перекресток ста дорог, точка, вкоторой мир решает, куда он пойдет. Не из-за меня, не из-за Дикаря, не из-замальчика. Все мы — часть капкана. Все мы статисты, одному ведено сказать«кушать подано», другому — изобразить падение, третьему — с гордо поднятойголовой ступить на эшафот. Вторично эта точка Москвы становилась аренойнезримой битвы. Но я не видел Иных — ни Темных, ни Светлых. Только Дикарь, ноон даже сейчас не воспринимался Иным, лишь на груди его искрился сгусток Силы.Вначале я подумал, что вижу сердце. Потом понял, что это оружие, то самое,которым он убивает Темных.

Да что же такое, Завулон? Меня охватила обида,нелепая обида. Я пришел! Я ступаю в твою ловушку, смотри, нога уже занесена,сейчас все произойдет, где же ты?

Или Темный маг прятался так искусно, что мнене по силам было его обнаружить, или его здесь вообще не было!

Я проигрывал. Проигрывал еще до развязки,потому что не мог понять замысел врага. Здесь должна быть засада. Темным ведьнадо уничтожить Дикаря, едва тот убьет Егора. Как убьет?

Ведь я уже здесь. Я объясню ему всепроисходящее, расскажу о Дозорах, которые следят друг за другом, о Договоре,что заставляет нас хранить нейтралитет, о людях и Иных, о мире и сумраке.Расскажу ему все, как рассказывал Светлане, и он поймет. Поймет ли?

Если он и и самом деле не умеет видеть Свет!Мир для него — серая безмозглая овечья отара. Темные — волки, что кружатвокруг, выхватывая барашков пожирнее. А он сам — сторожевой пес. Не способныйувидеть пастухов, ослепленный страхом и яростью, кидающийся из стороны всторону, один против всех.

Он не поверит, не позволит себе поверить. Ябросился вперед, к Дикарю. Дверь подъезда уже была открыта, и Дикарь говорил сЕгором. Почему он вышел так поздно, в ночь, этот глупый пацан, уже прекраснознающий, какие силы правят нашим миром? Неужели Дикарь способен подманиватьсвои жертвы?

Говорить бесполезно. Напасть из сумрака.Скрутить. И только потом объяснять!

Сумрак взвизгнул на тысячу раненых голосов,когда на бегу я врезался в невидимый барьер. В трех шагах от Дикаря, уже заносяруку для удара, я ударился о прозрачную стену, распластался на ней и медленносполз на землю, тряся звенящей головой.

Плохо. Ой как плохо! Он не понимает сути Силы.Он маг-самоучка, он психопат от Добра. Но когда идет на дело — закрываетсямагическим барьером. Непроизвольно, но мне от этого не легче.

Дикарь что-то сказал Егору. И вытащил рукуиз-за отворота пиджака.

Деревянный кинжал. Что-то я слышал про этумагию, одновременно наивную и могучую, но сейчас не время вспоминать.

Я выскользнул из своей тени, вошел вчеловеческий мир и прыгнул на Дикаря со спины.

* * *

Максима сбили с ног, когда он занес кинжал.Мир вокруг уже окрасился серым, движения мальчишки стали замедленными, онвидел, как неторопливо опускаются ресницы, в последний раз перед тем, какшироко распахнуться от боли. Ночь превратилась в сумрачный подиум, где онпривык вершить суд и выносить приговор, который ничто не могло остановить.

Его остановили. Сбили, швырнули на асфальт. Впоследний миг Максим успел подставить руку, перекатился, вскочил.

На сцене появился третий персонаж. Как Максимего не заметил? Как тот подкрался к нему, занятому важной работой, всегдаогражденному от зрителей и лишних участников самой Светлой в мире силой, чтовела его в бой?

Мужчина — молодой, чуть младше Максима,пожалуй. В джинсах, свитере, с сумкой через плечо — сейчас он небрежно еесбросил, шевельнув плечом. С пистолетом в руке! Как нехорошо.

— Остановись, — сказал мужчина, словно Максимсобирался куда-то бежать. — Выслушай меня.

Случайный прохожий, принявший его забанального маньяка? А пистолет, а та ловкость, с которой он подкралсянезамеченным? Спецназовец в штатском? Такой стрелял бы или добил, не далподняться с земли.

Максим вгляделся в незнакомца, обмирая отстрашной догадки. Если это еще один Темный, ему никогда не доводилосьсталкиваться сразу с двумя. Тьмы не было. Вот не было, и все, вовсе!