Филип, глубоко вздохнув, откинул голову.

— Прости, — искренне сказал он, — не знаю, с чего это я натебя набросился. Твоя жизнь меня не касается Кэролайн снова улыбнулась все тойже спокойной, безмятежной улыбкой, которая так задевала Филипа.

— Ты набросился на меня, потому что до сих пор не желаешьзнать правду.

— Какую правду? — саркастически бросил он.

— Ни Доминик, ни Денни Спирсон не разбили наш брак. Во всемвиноват только ты.

В глазах Филипа сверкнул гнев, но Кэролайн покачала головой:

— Ты ничего не мог с собой поделать. Словно маленькийнесчастный мальчишка, до смерти напуганный тем, что некий враг отнимет кого-тоили что-то у него. Ты не можешь вынести самой мысли о потере И поэтому, вместотого чтобы сидеть и терпеливо ждать, пока случится неприятность, берешь дело всвои руки и вынуждаешь ее произойти, так, чтобы претерпеть боль и покончить сней. Начинаешь с того, что накладываешь на людей, которых любишь, запреты иограничения, такие жестокие, что те не в силах их стерпеть, и когда наконецрешают порвать с тобой, обвиняешь друзей в предательстве и выплескиваешь на нихсвою ярость. И тогда начинаешь мстить тем самым людям, которых сам вынудилпричинить тебе боль, и поскольку ты уже не мальчик, а взрослый человек, богатыйи могущественный, то и возмездие воображаемым врагам и изменникам оказываетсяужасным. Твой отец почти то же самое проделал с тобой.

— Где ты набралась этой псевдопсихологической чепухи? —уничтожающе рассмеялся Филип. — От какого-нибудь дурака психоаналитика, с которым,должно быть, еще и спала?

— Из множества книг, которые успела прочитать, чтобы лучшепонять твой характер, — ответила она, не отводя глаз.

— И хочешь заставить меня поверить, что именно поэтому мы ирасстались? Что ты была невинной, а я — по-дурацки ревнивым и жестоким? —осведомился он, осушая свой бокал.

— Я была бы счастлива рассказать тебе правду, если считаешьсебя достаточно здоровым, чтобы ее вынести.

Филип нахмурился, ошеломленный ее непоколебимым спокойствиеми нежной прелестью улыбки. В двадцать лет Кэролайн была неотразима, но теперь,когда на лбу и под глазами появились морщинки, лицо приобрело какую-тозаконченность, и это, как ни странно, делало ее еще привлекательнее.

— Попробуем услышать правду, — суховато бросил Филип.

— Хорошо, — кивнула она, подходя ближе. — Посмотрим,достаточно ли ты стар и рассудителен, чтобы поверить ей, когда услышишь. Мнепочему-то кажется, что так оно и будет.

Но Филип пребывал в полной уверенности, что никто и темболее она не заставит его поверить в ее невиновность.

— Ты полагаешь? — отозвался он однако.

— Представь себе. И знаешь, в чем дело? Пойми же наконец:признаваясь во всем, я ничего не теряю, но и приобрести не приобрету Как тысчитаешь?

Она выжидала, вынуждая его ответить.

— Наверное, ты права, — наконец выдавил он.

— Так вот слушай, — тихо начала она. — С самой первойвстречи я была без ума от тебя, ты совсем не походил на тех мужчин, которых язнала раньше, в Голливуде, — у тебя были воспитание, стиль и класс. На втором жесвидании я влюбилась в тебя, Филип.

На его лице отразилось потрясенное неверие, и Кэролайнзаметила это, но все же продолжала со спокойной решимостью:

— Я так любила тебя и так была уверена в собственномничтожестве и глупости, что дышать боялась, пока мы жили вместе, постоянноопасаясь сделать очередную ошибку. Вместо того чтобы рассказать тебе все освоем происхождении и мужчинах, с которыми спала, я выложила легенду,сочиненную студийным отделом рекламы. Придумала, что воспитывалась в сиротском приютеи влюбилась в своего ровесника, еще когда была подростком.

Филип ничего не ответил, и Кэролайн глубоко, прерывистовздохнула:

— На самом же деле моя мать была шлюхой, не имеющей нималейшего понятия, от кого родила меня. В шестнадцать лет я сбежала из дома,добралась на автобусе до Лос-Анджелеса и нашла работу в дешевой закусочной, гдетот жлоб, что служил посыльным в кинокомпании, открыл меня. В ту ночь я прошлапервое прослушивание на диване в кабинете его босса. Две недели спустя онпривел меня к этому боссу, и снова прослушивание — точно такое же, только неночью, а днем — босс был женат. Играть я не умела, но была фотогеничной,поэтому босс нашел мне работу в агентстве моделей, и я начала зарабатыватьденьги журнальной рекламой. Потом поступила в театральную школу и наконецполучила эпизодические роли в фильмах после того, как проходила пробу, вчьей-то постели конечно. Позже мне начали давать роли получше, а потом явстретила тебя.

Кэролайн замолчала, ожидая реакции, но Филип лишь пожалплечами и холодно объявил:

— Я знал все это. Я обратился к частному сыщику за год дотого, как подал на развод Ты не сказала мне ничего нового — отчасти мне былоэто известно, отчасти я догадался сам.

— Пока нет, но все еще впереди. К тому времени, как явстретила тебя, во мне проснулись прежняя гордость и вера в себя, и больше я неспала с мужчинами лишь потому, что оказалась в отчаянном положении или быласлишком слаба, чтобы отказать им.

— Ты переспала со всем Голливудом, потому что тебе нравилосьэто! — выплюнул он. — У тебя были сотни любовников!

— Ты преувеличиваешь, — покачала она головой, печальноулыбаясь, — но их действительно было много. Но тут не только моя вина. Это… этовходило в условия договора, было частью моего бизнеса, точно так же, как улыбкии рукопожатия в твоем.

Кэролайн увидела его презрительную ухмылку, но предпочлаигнорировать ее.

— Но потом я встретила тебя и влюбилась и впервые в жизниощутила стыд, стыд за все, кем я была и что делала. И потому я пыталасьизменить прошлое, приспособив его к твоим стандартам. Мне следовало бы понять,что это безнадежная затея.

— Безнадежная, — коротко согласился он. Глаза Кэролайнкротко смотрели на него, улыбка светилась неподдельной искренностью.

— Ты прав. Зато я могла изменить и изменила настоящее. Ссамой первой нашей встречи у меня не было мужчин, кроме тебя.

— Не верю, — рявкнул он. Но Кэролайн улыбнулась еще шире икачнула головой:

— Придется поверить хотя бы потому, что ты согласился: уменя нет причин тебя обманывать. Да и к чему мне унижаться? Печальная истиназаключается в том, что я действительно считала, будто могу исправить прошлое,очистив настоящее. Мередит — твоя дочь, Филип. Я знаю, ты привык думать, что ееотец либо Доминик, либо Деннис Пирсон, но Деннис всего-навсего давал мне урокиверховой езды. Я хотела, чтобы меня считали своей в твоем кругу, а все женщиныумели ездить верхом, вот я и бегала украдкой на уроки к Деннису.