— Не смей говорить со мной как с выжившим из ума инвалидом!— предупредил он, но голос звучал натянуто, и Мередит показалось, что онглотает таблетки. — Я жду ответа насчет Фаррела.

— Не думаю, что стоит обсуждать это по телефону.

— Прекрати заговаривать мне зубы, будь ты проклята! —буйствовал он, и Мередит поняла, что лучше объяснить все начистоту и непытаться откладывать разговор, поскольку отец из-за ее уклончивости все большевыходил из себя.

— Хорошо, раз ты этого хочешь, — спокойно произнесла она иостановилась, лихорадочно соображая, как лучше все объяснить. Видимо, стоитпрежде всего избавить его от тревог по поводу того, что дочь обнаружилаподлость, которую он сделал одиннадцать лет назад, разлучив ее с мужем, ипотому Мередит начала именно с этого:

— Я понимаю, что ты любишь меня и сделал то, что считалнужным, одиннадцать лет назад, но…

Филип ничего не ответил, поэтому Мередит осторожно добавила:

— Я говорю о телеграмме, которую ты послал Мэтту, Ту, гдесообщалось, что я сделала аборт и подаю на развод. Я все знаю об этом…

— Где ты сейчас, черт побери? — с подозрением осведомился отец.

— Дома у Мэтта.

Голос отца дрожал от ярости и еще, как показалось Мередит,от страха. Панического страха.

— Я возвращаюсь домой. Самолет вылетает через три часа.Держись от него подальше! Не доверяй ему!

Ты не знаешь этого человека! — И с уничтожающим сарказмомдобавил:

— Попробуй продержаться и не вылететь в трубу до того, как яуспею оказаться в Чикаго.

Он с силой швырнул трубку, и Мередит, медленно повесив свою,взглянула на Мэтта, по-прежнему стоявшего к ней спиной и словно обвинявшего ееза то, что она не встала открыто на его сторону.

— Ну и денек! — с горечью пробормотала она. — Полагаю, тыразозлился, потому что я не сказала ему всей правды.

Мэтт, не оборачиваясь, поднял голову и устало потер затекшуюшею.

— Нет, Мередит, — упавшим голосом произнес он. — Простопытаюсь убедить себя, что ты не отступишься от меня, когда он вернется, неначнешь сомневаться во мне или, что хуже, не станешь взвешивать, чтоприобретешь и что можешь потерять, оставшись со мной.

— О чем ты? — удивилась Мередит, подходя к нему.

Мэтт мрачно, исподлобья оглядел Мередит.

— Все это время я пытался представить, что он сделает, когдаприедет и обнаружит, что ты решила остаться со мной. И только сейчас понял.

— Мэтт, — мягко повторила она, — о чем ты?

— Твой папаша собирается выкинуть козырную карту. Онзаставит тебя сделать выбор — я или он, «Бенкрофт энд компани» вместе с постомпрезидента или ничего, если ты предпочтешь меня. И я не уверен, — добавил он, прерывистовздыхая, — какой путь ты выберешь.

Мередит была слишком измучена, слишком устала, чтобызадумываться над еще не возникшей проблемой.

— До этого не дойдет, — пообещала она, поскольку была твердоуверена в том, что убедит отца примириться с Мэттом.

— Кроме меня, у него никого нет, и отец по-своему любитменя, — дрожащим голосом уговаривала она Мэтта, умоляя его не осложнять и безтого непростую ситуацию. — И поэтому он будет рвать и метать и даже угрожатьмне, но когда-нибудь обязательно остынет и смирится. Мэтт, пожалуйста, поставьсебя на его место. Представь, что твоя восемнадцатилетняя Дочь, которую ты всюжизнь охранял от грубой реальности и уродств жизни, встречает мужчину гораздостарше себя, которого ты считаешь охотником за приданым. И этот мужчина лишаетее девственности и награждает ребенком. Что бы ты испытывал к нему?

Немного поколебавшись, Мэтт сухо признался:

— Я бы возненавидел его!

И в тот момент, когда Мередит показалось, что она выиграласпор, Мэтт добавил:

— Но попытался бы примириться с ним ради дочери. И уж точноне стал бы калечить ей жизнь, заставляя ее думать, что муж бросил ее, не сталбы подкупать его, чтобы он действительно ушел.

Мередит тяжело вздохнула:

— Он и это сделал?

— Да. В тот день, когда мы впервые приехали к тебе домой.

— И что ты ответил?

Мэтт посмотрел в огромные встревоженные глаза, ободряющеулыбнулся и обнял ее.

— Я сказал, — пробормотал он, наклоняя голову, чтобыприжаться к ее губам, — что ему не стоит вмешиваться в нашу жизнь. Но, —продолжил он хрипло, покусывая мочку ее уха и ощущая, как она тает в егообъятиях, — немного не такими словами.

Наступила полночь, когда Мэтт проводил ее к машине. Усталаяпосле трудного дня и опьяненная его ласками, Мередит нехотя уселась за руль.

— У тебя хватит сил вести машину? — спросил он, не давая ейзакрыть дверцу.

— Едва-едва, — мечтательно улыбнулась она, вставляя ключ взажигание. Мотор заработал одновременно с радио и обогревом.

— В пятницу я даю вечер в честь вокального состава оперы«Ночной призрак», — сообщил он. — Придут многие из твоих знакомых. Моя сестратоже будет и не мешало бы, пожалуй, позвать твоего адвоката. Думаю, эти двоенеплохо поладят.

Он поколебался, словно боясь задать вопрос, и Мередитшутливо объявила:

— Если это приглашение, я вынуждена согласиться.

— Я не хочу, чтобы ты была гостьей. Сбитая с толку исконфуженная, Мередит уставилась на руль.

— Вот как?

— Я хотел бы, чтобы ты была хозяйкой в моем доме, Мередит.

И тут она поняла причину его колебаний. Мэтт просил еевыполнить роль хозяйки и тем самым неофициально объявить, что они по-прежнемумуж и жена. Взглянув в бездонные серые озера его глаз, она беспомощноулыбнулась:

— Черный галстук[7]?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Потому, — лукаво улыбнулась она, — что, хозяйке крайневажно быть одетой, как полагается к случаю.

С похожим на смех стоном Мэтт вытащил ее из машины, обнял изавладел губами в долгом страстном поцелуе, не зная, как еще выразитьблагодарность и облегчение. Он продолжал целовать ее, когда диктор объявил порадио, что тело Станисласа Шпигальски, арестованного за мошенничество и обманклиентов, среди которых были Мэтью Фаррел и Мередит Бенкрофт, найдено в канавена обочине проселочной дороги, недалеко от Бельвиля, штат Иллинойс.