Перед тем как повесить трубку, Паркер пожелал ей счастьятаким многозначительно-встревоженным тоном, словно очень сомневался в том, чтоона будет счастлива с Мэттом. О самом Мэтте он почти не говорил, если несчитать того, что жалеет о драке.

— Единственное, о чем я жалею еще больше, — сухо заключилон, — что промахнулся.

Остаток времени они говорили только о делах Очнувшись отраздумий, Мередит сказала:

— Прости, что отвлеклась. Просто кошмарный день, с начала доконца.

— Хочешь рассказать обо всем?

Мередит взглянула на него, в который раз потрясенная ауройспокойной властности, абсолютной уверенности в себе, окружавшей его. Дажеодетый в простые темные брюки с белой сорочкой, распахнутой у ворота, срукавами, закатанными до локтей, Мэтью Фаррел положительно излучал несгибаемуюсилу и мощь, отраженные в каждой черточке его лица.

И все же, думала она с невольной улыбкой, в постели онаможет заставить этого сильного мужчину стонать от желания и сжимать ее вобъятиях с отчаянно-жгучей страстью. Как хорошо сознавать это! Какое счастьелюбить его и быть им любимой!

Его вопрос вернул ее к менее приятным мыслям.

— Может, тебе лучше постараться забыть об этом дне?

— Я чувствую себя виноватой в том, что обременяю тебя своимипроблемами, — вздохнула Мередит, потому что как никогда нуждалась в его советеи ободрении Губы Мэтта вздрогнули, и в голосе послышались бархатно-чувственныенотки.

— Да я ночи напролет лежу без сна и только мечтаю о тойминуте, когда ты снова надумаешь взвалить на меня все, что тебя обременяет.

Он разглядел предательские ответные искорки в ее глазах,улыбнулся и, не пытаясь снова отвлечь ее, предложил:

— Давай все же послушаем, как прошел день.

— Собственно говоря, итог можно подвести в несколькихсловах, — вздохнула она, подбирая под себя ноги. — И самое неприятное то, чтоакции упали на три пункта.

— Они снова поднимутся, как только об угрозе взрыва всезабудут, — заверил Мэтт.

Мередит, кивнув, продолжала:

— Утром звонил председатель совета директоров. Они требуютот меня объяснения насчет субботней ночи. Я как раз говорила с ним, когдасообщили о первой бомбе, поэтому мы так и не закончили разговор.

—  — История с бомбами на некоторое время отвлечет их.

Сделав слабую попытку пошутить, Мередит добавила:

— Думаю, все-таки нет худа без добра. Отводя глаза отпристального взгляда Мэтта, она посмотрела в окно.

— Что еще тебя тревожит?

По настойчивому тону было очевидно, что Мэтт прекраснопроник в ее настроение и твердо намеревался узнать причину волнения Мередит.Вне себя от смущения, Мередит тихо спросила:

— Не можешь ты подождать еще немного, пока я смогу занятьденьги на покупку хаустонского участка? Паркер нашел нам другого кредитора, носегодня, когда этот банкир услышал о бомбах, позвонил Паркеру и отказался отсделки. Говорит, что желает выждать и посмотреть, как пойдут дела у «Бенкрофт»месяца через два.

— Со стороны Рейнолдса было крайне благородно вывалить натебя сегодня еще и это, — язвительно заметил Мэтт.

— Он позвонил, чтобы убедиться, что все в порядке, ипопросить прощения за субботнюю драку. А… а остальное… разговор о деньгахвозник, потому что завтра мы должны были собраться и обсудить условия займа.Паркеру пришлось объяснить, что кредитор отменил встречу.

В этот момент из пейджера понеслись громкие пронзительныегудки. Мередит потянулась к оставленной на диване сумочке, прочитала сообщениеи с тихим, отчаянным стоном откинула голову на спинку и закрыла глаза.

— Только этого мне и не хватало сегодня для полного счастья.

— Что случилось?

— Это отец, — вздохнула она, нерешительно глядя на Мэтта.Теплый свет мгновенно погас в его глазах при упоминании о Филипе, челюстиупрямо , сжались. — Он просит меня позвонить. В Италии два или три часа ночи.Либо хочет просто поздороваться со мной, либо наконец ему на глаза, попаласьгазета.

Отец, как оказалось, был в римском аэропорту в ожиданиивылета домой, и когда в трубке раздался Оглушительный голос, Мэтт нахмурился, аМередит сжалась.

— Что, черт возьми, ты придумала?! — взорвался отец, кактолько телефонистка соединила их.

— Успокойся, пожалуйста, — начала Мередит, но ничто уже немогло удержать Филипа.

— Ты, кажется, просто спятила! — орал он. — Стоило оставитьтебя всего на пару недель, и твоя физиономия мелькает во всех газетах рядом срожей этого ублюдка, и тут же начинаются угрозы…

Проигнорировав упоминание о Мэтте, Мередит попыталасьуспокоить отца, подумав, что он так разбушевался из-за сегодняшних событий.

— Не стоит доводить себя до удара, — взмолилась она, изовсех сил стараясь держать себя в руках. — Все три бомбы нашли и убрали, никомуне причинили вреда…

— Три! — Заревел он. — Три бомбы?! О чем ты говоришь?!

— А ты о чем? — осторожно осведомилась она, но было ужепоздно.

— О той ложной тревоге в Нью-Орлеане, — объявил он, и поголосу Мередит поняла, что отец теряет последние капли терпения.

— Так было три бомбы? Когда? Где?

— Сегодня. В Нью-Орлеане, Далласе и здесь.

— А что с торговлей?

— То, чего и следовало ожидать, — сообщила она деловитым иободряющим голосом. — Пришлось закрыть магазины на целый день, но завтра всеобразуется. Я уже работаю над планом специальной распродажи. Отдел рекламыхочет назвать ее взрывной распродажей, — попыталась она пошутить.

— А наши акции?

— К концу дня упали на три пункта.

— Но Фаррел?! — с новым приливом ярости потребовал отец. —Тебе нужно держаться как можно дальше от него, черт возьми! Никакихпресс-конференций, вообще ничего!

Он так громко кричал, что Мэтт слышал каждое слово, иМередит с беспомощной мольбой посмотрела на мужа, но, вместо того чтобыободряюще улыбнуться ей, он молча выжидал. Ждал, что она откажется выполнятьприказы отца, и когда этого не произошло, отвернулся и, подойдя к окну, встал кней спиной.

— Послушай, — просила Мередит дрожащим голосом, — нет смысладоводить себя до очередного сердечного приступа.