— Он выполнил ваши инструкции?

— Выполнил! — повторила она презрительно. — Да, выполнил! Ноон вернул мне не все! Там нет жемчуга и нет самого ценного Фаберже! Я… я готовабыла его убить, когда увидела!

— У вас еще будет такая возможность, — уверил ее Никоненко.— Лазаренко никогда не знакомил с Шеффером Марию Суркову?

— Кого?! — переспросила Дина оторопело. — Кого знакомил?

— Суркову Марию. Не знакомил?

— Вы что, — спросила она, — с ума совсем сошли? Шеффер,конечно, сволочь, но он гений и знаменитость. А Маня кто? Никто. Пустое место.Ноль без палочки. Знакомил! Конечно, нет.

— Имя Алина Латынина вам известно, Дина Львовна?

— Нет.

— Вы никогда его не слышали?

— Да нет, конечно! А почему вы спрашиваете? Или все ищете,кто стрелял?

— Ищем, Дина Львовна, — признался Никоненко.

— Делать вам нечего, — сказала успокоившаяся Дина и потерлапепельное пятно на юбке, — поду-умаешь, Маню Суркову в больницу отвезли, а выцелое расследование затеяли! Вы бы лучше заставили эту сволочь вернуть мнедрагоценности.

— Эта сволочь сейчас будет здесь, — проинформировал ееНиконенко сухо. — Будем подтверждать вашу историю. Кстати, Дина Львовна,Арнольд Шеффер все завещал жене и сыну. Я завещаньице проверил. Так что выособенно не распаляйтесь относительно того, что они ваши. Я бы не советовал. Снаследниками судиться — никакой радости нет, и Сергей Калинин не поможет, этоуж точно.

* * *

— Маня, я приехал, — объявил Потапов, морщась и стаскиваяботинки. — Ты как?

— Хорошо, — ответила она радостно. Охнул диван, очевидно,она пыталась подняться, чтобы выйти ему навстречу.

— Лежи! — прикрикнул Потапов. — Я сейчас подойду.

Он закрыл дверь за медсестрой и вошел в комнату. Марусясидела на диване, и ее необыкновенные глаза сияли.

— Ну что? — спросил Потапов, подошел и неожиданно еепоцеловал.

Как будто так и полагалось, Маруся прижалась к нему и обнялаза шею худыми желтыми руками. Шершавый локоть попался Потапову под ладонь, и оносторожно его погладил.

Уткнувшись куда-то в его шею, Маруся замерла. Под хрустящейи переливающейся от крахмала рубашкой Потапов оказался жилистым и твердым, хотяМаруся подозревала, что он хлипкий и худосочный, как холодец “Студенческий” винститутской столовке.

Он стоял, неудобно наклонившись, и Марусе вдруг сталострашно. Страшно и неловко.

— Митя, — сказала она и отцепила от него свои руки, — ты… тыс работы?

Он выпрямился, посмотрел на нее и усмехнулся.

— Я с работы. Не надо так пугаться, Маня. Ничегопредосудительного я делать не намерен.

— Я и не думала, что ты…

— Вот и не думай, — сказал он уже в дверях. — Тебе звонилатвоя подруга?

— Звонила, — сказала Маруся и потянулась, чтобы взять состолика зеркальце. Ей казалось, что щеки у нее горят просто неприлично. —Сказала, что у нее дел полно, и она пока не приедет. Это так странно, Мить. Итак на нее не похоже.

— Она только из командировки вернулась, вполне возможно, чтоу нее полно дел, — Потапов мелькнул в коридоре, уже в майке и джинсах, — крометого, она знает, что здесь я, и вполне может пока на вахту не заступать.

— На какую вахту? — спросила Маруся.

— Они несли вахту у постели раненого товарища, — объявилПотапов, появляясь в дверях. — Сегодня ты ешь куриный бульон и малину.Земляники не было. Пардон.

Он развлекался, и Маруся пыталась не пялиться на него ежесекундно.Особенно после его неожиданного поцелуя.

Разве она может думать о поцелуях Потапова?! Он появился вее жизни внезапно, и в любую секунду он так же внезапно из нее исчезнет, иименно это будет правильно. Неправильно то, что сейчас он возится на ее кухне,и то, что он поцеловал ее, когда вошел. Поцеловал так, как будто ему и вправдухотелось ее поцеловать.

— Завтра я встречаюсь с Сидориным, — сказал Потапов изкухни, — Маня, ты вполне можешь подняться, бульон я уже разогрел. Лия Мамедовнапередавала тебе привет.

— Кто такая Лия Мамедовна?

— Моя домработница. Или ты думаешь, что я сам варил бульон вкабинете?

Маруся доплелась до кухни и уселась на стул. Специально длянее Потапов принес на кухню стул из комнаты.

— Ты здесь, а домработница в твоей квартире?

— На даче, — поправил Потапов. — Я почти не живу в квартире.А что тебя изумляет?

— Митька, у тебя своя жизнь, а ты вместо того, чтобы еюзаниматься…

— Маня, мы это уже обсуждали! Я не хочу начинать сначала.Ешь свою малину и молчи.

Она посмотрела на него и засмеялась. Никогда в жизни она несмеялась просто потому, что ей нравилось смотреть на мужчину.

Она не станет думать о том, что будет с ней, когда онвернется в свою жизнь. Она не станет постоянно прикидывать, как ужасно она ему неподходит. Она не станет думать, что именно сказала ему мать после своегоисторического визита.

Она будет жить только одной секундой — вот этой самой, вкоторой Потапов жарит на ее плите свои антрекоты, ставит перед ней стекляннуюмисочку с малиной — парадную, “гостевую”, вытащенную из комнатного серванта, онне знает, что она парадная, и уже во второй раз дает в ней Марусе ягоды. И ещеона будет вспоминать, как он ее поцеловал, когда вошел. Как будто так и надо.Как будто он делал это всегда.

Нет, об этом как раз нельзя думать!

— А с Вовкой ты зачем встречаешься? — Она спросила, просточтобы что-нибудь спросить.

— Мне нужно, — сказал Потапов рассеянно. — Сегодня ко мнеприезжал Линкольн Пауэлл. Был мрачен.

— Кто такой Линкольн Пауэлл?

— Префект полиции. Ты что, не читала Альфреда Бестера?

— Я вообще-то серая, Потапов, — сказала Маруся, — это ты унас образованный.

— Я у вас образованный, — подтвердил он, ловко переворачиваяантрекоты. В первый раз они у него все время шлепались обратно в кипящее масло,сердито брызгая на джинсы. Он был горд, что так наловчился. — Это меня бабушкаприучила читать. Я в детский сад не ходил по слабости здоровья, а сидел дома сбабушкой. Мы с ней валялись на диване и читали все подряд.

— Мить, а ты… тебя никогда не беспокоило… ты не страдал оттого, что…

— Не страдал, — сказал Потапов и выложил свой антрекот натарелку. — Мне было все равно. У меня были родители, которых я очень любил, ибрат с сестрой. Они меня баловали, как могли, я же последний ребенок как-никак.Знаешь, я карьерой стал заниматься, чтобы родителей повезти отдыхать. Ониникогда в жизни никуда в отпуск не ездили. Зато теперь каждый год.