Через неделю Мадлен отправилась осуществлять задуманное –жечь свое королевство кукол. Мы проводили ее и оставили одну, а сами отошли вузенький переулок за углом. Там было тихо, шел дождь. Скоро языки пламенивзвились в затянутое облаками небо. Ударил колокол, люди кричали. Клодияговорила что-то об огне. Густой дым валил из горящей лавки, и мне сталострашно. Это была не дикая человеческая паника, а леденящий мертвенный страх,острый, как удар кинжала. Этот страх уходил корнями в прошлое, в старыйгородской дом на Рю-Рояль, где на горящем полу лежал Лестат и как будто спал…

«Огонь очищает», – сказала Клодия.

«Нет. Он только разрушает…» – возразил я.

Мадлен прошла мимо нас, точно призрак под дождем, ее рукимелькали в темноте, как светлячки; она манила нас за собой. Клодия побежала кней, торопливо бросив, чтобы я догонял, и золотые волосы взметнулись и скрылисьв ночи. Ленточка развязалась и упала мне под ноги, прямо в черную лужу. Клодиии Мадлен уже след простыл, и я наклонился, чтобы поднять ленту. Но чья-то рукаопередила меня. Я выпрямился. Передо мной стоял Арман. Я замер. Он был такблизко, настоящий, живой, в черном плаще, с шелковым галстуком, совсем какчеловек, и все же далекий, неподвижный, неземной. Его глаза казались светлее врозовых отблесках пламени.

Я словно пробудился от долгого сна. Сильная холодная рукапожала мою руку, он наклонил набок голову – следуй за мной. Я снова видел его,снова чувствовал его власть. Мы пошли в сторону Сены. Наши движения былистремительны и ловки, мы пробирались сквозь толпу и едва замечали людей.Удивительно, но я не отставал от Армана. И я понял, что он заставляетпробудиться мою скрытую силу, доказывает мне, что я уже не нуждаюсь впротоптанных дорогах.

Мне отчаянно хотелось поговорить с ним, взять за плечи иостановить, просто заглянуть ему в глаза. Замедлить его сумасшедший полет вовремени и пространстве, чтобы как-то справиться с собственным волнением. Мненадо было так много сказать и объяснить ему, но слова не шли на ум. Да и зачемговорить? Блаженный покой переполнил мою душу, я чуть не плакал. Я вновь обрелто, что так боялся потерять.

Я не знал, где мы, но смутно припоминал, что когда-топроходил здесь и уже видел эти громадные старинные особняки, садовые ограды,решетки на воротах и высокие башни с полукруглыми окнами. Вековые узловатыестволы древних деревьев, глухая тишина – не многим был открыт доступ сюда,небольшая горстка людей населяла этот огромный район в самом сердце Парижа, этистаринные дома с высокими сводчатыми потолками.

Арман вскарабкался на высокую каменную изгородь, ухватилсяза толстую ветвь многовекового дерева, протянул мне руку. Через мгновение я ужестоял возле него, мокрые листья касались моего лица. Перед нами из глубины садавздымался многоэтажный дом с башней, едва заметной за пеленой дождя. Проследивза моим взглядом, Арман прошептал:

«Сейчас мы заберемся туда по стене, на самый верх».

«Нет… я не могу… Это невозможно!»

«Когда же ты наконец поймешь, что все возможно? –сказал он. – Поверь, это совсем легко. Помни: если ты упадешь, с тобойничего не случится. Смело следуй за мной. И еще одно. Обитатели дома знают меняуже лет сто и считают обычным привидением. Поэтому, если они вдруг заметят тебяили ты сам увидишь их через окно, веди себя так, будто ничего не случилось, неразочаровывай и не смущай их. Ты понял меня? И ничего не бойся».

Я не знаю, чего боялся больше: карабкаться на страшнуювысоту по гладкой отвесной стене или быть принятым за привидение. Но у меня неосталось времени для размышлений: Арман уже полз вверх, упираясь ногами втрещины между камнями и хватаясь цепкими, как у обезьяны, пальцами за малейшиенеровности и выступы. Я последовал за ним, как можно плотнее прижимаясь ккаменной кладке и стараясь не смотреть вниз. Чтобы передохнуть, я повис наширокой резной арке над окном и там, сквозь запотевшее стекло, увидел темноеплечо, рука с кочергой шевелила угли в камине; человек не видел меня и ничегоне чувствовал. Я полез дальше. Мы поднимались все выше и выше и наконецдобрались до темного окна на самом верху башни. Распахнув его резким рывком,Арман перелез через подоконник и протянул мне руку.

Я невольно вздохнул с облегчением. Потирая ушибленные локти,я оглядел странное помещение. Внизу, за окном, крыши домов мерцали серебром вполумраке и башни возвышались в гуще раскидистых, беспокойных крон. Вдалекегорела прерывистая линия ярких огней бульвара. Я зябко повел плечами: в комнатебыло холодно и неуютно, как и снаружи, но Арман уже растапливал камин.

Из груды негодной мебели он вытаскивал тяжелые кресла, легколомал дубовые ножки и спинки. Это под силу каждому вампиру, но Арман былсовершенно особенный – тонкий, изящный, невозмутимый. Он был вампир до кончиковногтей. В нем не было ничего человеческого, и даже в его приятном мужском лицеугадывался лик ангела смерти. Меня влекло к нему сильней, чем к любому другомуживому существу, за исключением, пожалуй, Клодии. Но Арман вызывал во мне иноечувство, более всего походившее на благоговейный страх. Он развел огонь,пододвинул мне тяжелое дубовое кресло, а сам опустился на пол возле каминнойрешетки и протянул руки к пламени.

«Я слышу жильцов дома», – сказал я ему; я наконецсогрелся, и башмаки почти высохли.

«Значит, и я слышу их», – мягко заметил он. В егоголосе не прозвучало ни намека на упрек, я сразу понял, что сказал глупость.

«А если они придут и найдут нас?» – спросил я.

«Просто скажи себе, что они не придут, – ответилон. – Забудь о них, как я. Мы станем говорить про этих людей, только еслиты захочешь».

Я не смог возразить. Он рассмеялся и объяснил, что обитателидома давным-давно наглухо заколотили вход в башню и уже много лет ненаведывались сюда, а если кто-то из них и увидит слабую струйку дыма над трубойили отсветы огня в камине, то все равно не будет ничего предпринимать дозавтрашнего утра.

Я успокоился и обвел взглядом комнату: книги в кожаныхпереплетах на полках возле камина, на письменном столе разбухшие от сыростистопки бумаги и чернильница с перьями.

«Видишь, – сказал Арман, – можно запросто обойтисьбез роскошных апартаментов в гостинице. Ведь тебе, как и мне, нужно совсемнемного. Но, – продолжал он, – каждый из нас сам решает, чего хочет.Люди, живущие здесь, даже придумали мне имя, и каждая встреча со мной дает импищу для разговоров лет на двадцать. Подумать только, для них это добрая третьжизни, а для меня – ничего не значащие мгновения. Эти люди не могут причинитьмне вред, и поэтому я прихожу сюда, когда хочу остаться один. Никто из Театравампиров не знает об этом. Ты – первый, кому я открыл свой секрет».