«Нет. Ты не понимаешь. В ту ночь ты едва не уничтожил во мнето, что так высоко ценишь сам! Я сопротивлялся тебе изо всех сил, и даже недогадывался, что твоя власть направляет меня. Самое важное чуть было не умерлово мне! Ты едва не убил во мне страсть, способность чувствовать! Я чудомуцелел!»

«Но все уже позади. Твоя страсть, человечность – называй какугодно – по-прежнему живы в тебе. Иначе твои глаза не были бы сейчас полныслез, гнева и тоски».

Я ничего не мог ответить, только кивал. Наконец, пересиливсебя, я заговорил: «Ты не должен так поступать со мной, лишать меня воли,подчинять своей власти…»

«Да, – мгновенно согласился он. – Я не должен. Моявласть натыкается на какую-то преграду внутри тебя и не может проникнуть вглубины твоей души. Там я бессилен. Но так или иначе, Мадлен стала вампиром. Тысвободен».

«А ты удовлетворен, – я уже взял себя в руки. –Прости, я не хочу казаться грубым. Ты получил меня, я по-прежнему люблю тебя.Но я ничего не понимаю. Ты доволен?»

«Как же иначе? – ответил он. – Конечно, доволен».

Я встал и подошел к окну. Угли в камине догорали, слабосветилось серое небо. Я услышал шаги Армана за спиной. Не поворачиваясь, якраем глаза видел в полумраке его неподвижный профиль. Мы стояли рядом молча,глядя на непроницаемую пелену холодного дождя, и слушали его шум – немонотонный и унылый, а бесконечно разнообразный: ручеек журчал в водостоке,крупные капли мягко ударялись о мокрую, блестящую листву, тоненькие струйкистекали по карнизу прямо передо мной – сотни звуков смешались в сыром ночном воздухе.

«Ты простил меня?» – тихо спросил Арман.

«Тебе не нужно мое прощение», – отозвался я.

«Оно нужно тебе, – возразил он, – а значит, и мнетоже». – Его лицо было, как всегда, спокойно.

«Ты думаешь, она сумеет позаботиться о Клодии?»

«Не беспокойся. Лучше ее с этим никто не справится. Она,правда, сумасшедшая, но в нынешние времена этот как раз то, что нужно. Она идвух минут не может пробыть одна, она должна целиком отдавать себя близким.Казалось бы, у нее нет причин любить Клодию, но она любит – за красоту, заспокойное молчание, за внутреннюю силу и уверенность в себе. Они идеальнаяпара. Но им надо как можно скорее покинуть Париж».

«Почему?»

«Ты знаешь почему. Сантьяго и другие следят за ними снедоверием и подозрительностью. Они опасаются Мадлен, потому что не знают о нейничего, а она о них – многое. Они никогда не оставляют в покое тех, кому что-тоизвестно».

«А тот юноша, Дэнис? Что будет с ним?»

«Он мертв», – коротко ответил Арман.

Я был потрясен холодностью его слов.

«Ты убил его?» – еле выдохнул я.

Он молча кивнул. Его огромные темные глаза внимательноследили за моим лицом. Я даже не пытался скрыть изумление. Вдруг его рука сжаламою ладонь на подоконнике, и мое тело, словно подчиняясь его воле, повернулосьи сделало шаг ему навстречу.

«Так было нужно, – тихо сказал он и добавил: – Нампора…»

Он посмотрел в окно на улицу внизу.

«Арман, – прошептал я, – я не могу…»

«Следуй за мной, Луи, – ответил он. На подоконнике онобернулся. – Даже если ты сорвешься и упадешь на булыжник, твои ранызаживут так быстро, что через несколько дней не останется и следа. Костивампиров срастаются так же легко, как кожа. Помни об этом и ничего не бойся.Это совсем легко. Спускайся вниз сразу за мной».

«Что же тогда может убить меня?» – спросил я.

Арман снова обернулся.

«Разрушение твоих останков, – сказал он. – Разветы не знаешь? Огонь, расчленение… солнечный свет. Вот и все. Шрамы и рубцымогут остаться, но тело восстановится. Ты бессмертен».

Я посмотрел вниз сквозь серебристую завесу дождя. Где-тотам, под трепещущими ветвями деревьев, мигали огни пустынной улицы. Я разгляделмокрую мостовую, колокольчик на железном крюке перед воротами конюшни, побегидикого винограда на каменной стене. Огромный, неповоротливый экипаж медленно проехалмимо дома. Свет слабел, улица засеребрилась, а потом и вовсе исчезла, словно еепоглотила ночная тьма. Вдруг у меня закружилась голова, и показалось, будтобашня закачалась. Арман стоял на подоконнике и смотрел на меня.

«Луи, оставайся со мной сегодня», – вдруг прошептал он.

«Нет, – тихо ответил я. – Еще не время. Я не могуоставить их так сразу».

Арман отвернулся и взглянул на темное небо. Кажется, онвздохнул, я не мог расслышать точно. Он снова сжал мою руку и сказал:

«Ну что ж…»

«Дай мне время», – сказал я.

Он кивнул. Потом быстрым движением перекинул ноги черезподоконник и исчез во мраке. Я замешкался, но всего на секунду, прислушиваясь кгромкому стуку сердца, потом влез на подоконник и поспешил за Арманом, стараясьне смотреть вниз, в черную бездну.

– Я добрался до гостиницы незадолго до рассвета. Вномере горели яркие газовые лампы. Мадлен спала в кресле возле камина, невыпуская из цепких пальцев иголку с ниткой. Клодия неподвижно стояла в тенипапоротников у окна и смотрела на меня. В руке она держала гребешок, ее волосысияли.

Я остановился на пороге гостиной. Сладкий, душистый воздух,полный роскоши и неги, обнимал меня, убаюкивал, околдовывал. Все здесь такотличалось от спокойного очарования Армана, от его комнаты в старой башне. Нопривычный уют нашего номера почему-то встревожил меня. Я огляделся, точно попалсюда впервые, отыскал свое кресло, сел, закрыл глаза и прижал ладони к горячимвискам. Вдруг нежные губы Клодии коснулись моего лба.

«Ты был у Армана, – тихо сказала она. – Ты хочешьуйти к нему навсегда».

Я открыл глаза, взглянул на нее. Каким милым и прекраснымпоказалось мне ее лицо, как никогда близкое и родное. Я осторожно дотронулся докруглых щечек и чуть припухлых век, робко, но без неловкости или стыда, а ведья не позволял себе таких вольностей с ночи нашей ссоры.

«Мы еще увидимся, не здесь, так где-нибудь еще. Я всегдабуду знать, где ты!» – сказал я.

Руки Клодии обвились вокруг моей шеи, я закрыл глаза,спрятал лицо в ее чудесных волосах, осыпал бесчисленными поцелуями тонкую шею,хрупкие ручки, запястья, ладони. Она гладила меня по голове и лицу.

«Как хочешь, – повторяла она. – Как хочешь».

«Ты счастлива наконец? Этого ты хотела?» – умоляюще спросиля.