– Понятно. Сколько времени вы работаете с новым начальником?

– Месяц. Второй пошел.

– И уже готовы поднять лапки кверху? Не похоже на вас.

– Сама знаю. Потому и стыдно.

– Хорошо, хорошо, не буду, раз сами все понимаете. Я быхотел, чтобы вы работали у меня, это само собой. Но у меня сейчас нет ни однойвакансии.

– Значит, не судьба, – вздохнула она.

Радостное ощущение, вспыхнувшее в ней вместе с солнечнойулыбкой генерала, потухло, и боль снова заполнила все ее существо.

– Буду уходить к кому-нибудь другому. А хотелось к вам.Жаль.

– Не торопитесь, – остановил ее Заточный. –Вы же не ребенок, Анастасия, неужели вы не потерпите два-три месяца? Где-то вапреле – мае у меня появится вакансия, один сотрудник уйдет на пенсию, и я васс удовольствием возьму. Ну как?

– Нет, – она отрицательно покачала головой, –мне столько не вытерпеть. Я с ума сойду. Для меня каждое утро – это пытка,потому что нужно заставить себя идти на работу, к Мельнику. Я измучилась, ИванАлексеевич, я больше не могу. Сейчас я готова уйти куда угодно, хоть в посудомойки,только чтобы никогда не встречаться с Мельником.

– Если вам хоть сколько-нибудь интересно моемнение, – жестко произнес генерал, – то имейте в виду: я вас неодобряю. Вы занимаетесь серьезной тяжелой работой, для которой нужно иметькрутой характер. Если вы сейчас проявите слабость и быстро сдадитесь, вашиакции сильно упадут в моих глазах. И я еще очень подумаю, брать ли вас к себе.И могу вас заверить, точно так же будут думать и другие начальники, к которымвы станете проситься на работу. Если они, конечно, хорошие и толковыеруководители. А если они так не подумают, это будет означать, что они плохиеначальники и работу своего подразделения организуют плохо, набирают лишь быкого, только бы дырки заткнуть. Вы сами-то захотите у такого работать?

– Иван Алексеевич, я умом признаю вашу правоту, ноничего не могу с собой поделать. Классический случай, когда ум с сердцем не владу.

– Плохо. Вы – оперативный работник, вы не имеете правана эмоциональный раздрызг. Я уж не говорю о том, что вы не имеете права ни наслабость, ни на трусость. И не смейте мне говорить о том, что вы женщина. Васникто на аркане в уголовный розыск не тянул, вы пришли сами и должны былипонимать, во что ввязываетесь. Короче, Анастасия, если вам нужен мой совет поповоду «уходить – не уходить», то я считаю, что вы должны остаться. Если жесовет вам не нужен и ваше решение твердо, то единственное, что я могу вампредложить, это подождать, пока у меня освободится вакансия. Это около трехмесяцев. И если позволите, совет я вам все-таки дам: потерпите, убедитесь втом, что ваше решение правильно, и не уходите никуда, кроме моей службы,дождитесь, пока у меня появится место для вас.

– Спасибо, – пробормотала Настя и потянулась застоящей на полу сумкой.

Все ясно, все сказано. Пора уходить. Ноги и руки плохослушались ее, как и все последние дни, она с трудом двигалась, плохо видела полу себя под ногами и все время боялась споткнуться. Генерал не стал большеудерживать ее, вышел следом за ней в прихожую и подал куртку. Но прежде чемоткрыть дверь, остановился.

– Вы прислушаетесь к моему совету? Подождете, пока ясмогу взять вас к себе?

Она молча пожала плечами. Как она могла что-нибудь обещатьему, когда не знала, что принесет ей завтрашний день?

– Меня такой ответ не устраивает, – настойчивосказал Заточный. – Я хочу услышать более вразумительный ответ. Три месяца,Анастасия, только три месяца, но зато вы будете работать у начальника, скоторым у вас не будет проблем. Если вы поторопитесь, вы рискуете попасть ктакому же Мельнику, от которого столь поспешно сбегаете.

– Я не хочу вас обманывать, Иван Алексеевич, я ничегоне могу вам обещать. Я просто не знаю.

– Чего вы не знаете?

– Ничего. Ничего я не знаю! Ничего!

Она пулей выскочила из квартиры генерала, с трудом сдерживаявновь подступившие слезы. Заточный жил на одиннадцатом этаже, но Настя не сталаждать лифта, а побрела вниз по темной лестнице, держась за перила, всхлипывая исвободной рукой отирая слезы с лица. Ей было очень больно и очень плохо.

Даже к самой острой боли можно привыкнуть, это НастяКаменская знала точно. После еще одной ночи, проведенной почти без сна, втяжелой полудреме, она все-таки обрела способность нормально соображать.Правда, каждый шаг на пути ее логических построений причинял страдания, но онамужественно делала эти шаги, потому что была так устроена. Лучше самая горькаяправда, чем самообман.

Итак, отчим связан с этой странной историей, в которуюоказался замешан журналист Баглюк. И связан далеко не косвенным образом, потомучто именно к нему, к Леониду Петровичу, бросился журналист после разговора сМельником на Петровке. Именно отчим поил его виски во время серьезногоразговора один на один. И даже дал ему недопитую бутылку с собой. Хотя и знал,не мог не знать, что Баглюк, во-первых, за рулем, а во-вторых, склоненнапиваться без меры. Что это было? Умысел, направленный на то, чтобыспровоцировать аварию? Или непонятная и несвойственная Лене беспечность инепредусмотрительность?

Более того, история из странной превращается в пугающую.Потому что Баглюк написал в своей статье о раскрытой агентуре. И воспользовалсядля этого в качестве основы видео– и аудиозаписями, сделанными НикитойМамонтовым под угрозой физического воздействия. Пленки показывали опытномусурдопереводчику, и он утверждает, что Никита на самом деле отрицал факт своейвербовки. Что же получается? Получается, что некие люди пришли к Мамонтову,будучи уверенными в его связях с милицией, избили его и заставили говоритьперед камерой и микрофоном. Того, что им хотелось услышать, он не сказал, тогдаони пошли на фальсификацию. Это-то понятно, но почему они вообще пришли к нему?С чего взяли, что он является чьим-то источником? Кто-то их обманул, умышленноили невольно. Кто-то ошибся. Кто?

Ладно, это вопрос на потом. Но вот в поле зрения попадаетнекий Нурбагандов, который при более пристальном рассмотрении оказываетсяагентом сотрудника милиции. Правда, бывшим, связь с ним утрачена, деловыеотношения прерваны. Теперь самое время вспомнить, что же говорил Денисов. Аговорил он, что Нурбагандов является одним из выпускников учебного центра,действующего в рамках государственной программы по борьбе с уклонением отуплаты налогов. И еще Денисов говорил, что с этой программой, хоть она игосударственная, что-то не в порядке. От нее исходит сильный запах криминала.

Слишком много агентов… Слишком много для случайногосовпадения. Если же это не совпадение, а звенья одной цепи, то цепь этавыглядит примерно так: в учебный центр набирают людей, имеющих опытсотрудничества с правоохранительными структурами, причем опыт совершенноопределенного характера, иными словами – опыт агентурной работы. И еще одноуточнение: агент этот должен быть завербован на компрматериалах, а проще говоря– он должен был совершить преступление или быть, по крайней мере, замешанным вкаком-нибудь криминале. И тут возникают новые вопросы.