– Еще бы! Такого замечательного человека, как ты, Клаус,грех не показать. Лучше тебя никто не разбирается в морском деле, в кораблях, вяхтах, ты знаешь столько всего интересного об истории нашего городка и всегоострова. Скажи, а когда ты был на маяке в последний раз?

Клаус ничего не ответил. Подошла официантка, глаза стариказаблестели, он смотрел не отрываясь на большое блюдо со штруделем. Пока он ел,Герда ждала, ковыряла вилкой свои блинчики. Впрочем, ждать пришлось недолго,блюдо опустело через несколько минут.

– Я разве не сказал тебе, что страшно рискую? – Клаусоблизал ложку и перегнулся через стол. – Если они узнают, меня завяжут в мешок,бросят в лодку и увезут в неизвестном направлении.

– Кто они? – шепотом спросила Герда.

– Пираты, – ответил Клаус почти беззвучно и отвернулся,уставился в окно.

– Да Господь с тобой, Клаус, разве они еще остались?

– Ха-ха! Куда ж они денутся? Пока существуют моря, покаплавают по ним корабли, будут существовать и морские разбойники.

– Брось. Я не верю. Всю жизнь живу на берегу моря, но невидала ни одного пиратского судна. Разве что в фильмах.

Клаус опять замолчал и проводил внимательным взглядомподнос, который несла официантка к соседнему столику. На подносе подрагивалаоранжевая пирамидка апельсинового желе.

– Если у тебя еще осталось место, я закажу, – сказала Гердаи подмигнула.

– Это очень любезно с твоей стороны. Такое желе готовилапокойная Марта. Сверху она клала тонкие кружочки апельсина, подсушенные вдуховке, иногда поливала шоколадной глазурью.

Герда позвала официантку. Желе Клаус ел медленно. Отправив врот очередную ложку, прикрывал глаза и чуть слышно постанывал.

– Сказочно вкусно. Я бы облизал тарелку, но это неприлично.Как ты считаешь?

– Да, Клаус. Неприлично. Послушай, если ты так любишьсладкое, ты можешь приходить иногда ко мне в гости. Я часто пеку пироги, пирожные.И желе умею делать.

– Спасибо, Герда. Ты хорошая, но только не надо у меняничего выпытывать. Все равно не расскажу. Прости.

– Вот новости! Почему ты решил, будто я у тебя что-товыпытываю? Может, ты с кем-то меня путаешь? Клаус, я не работаю в полиции, ядаже сплетнями не интересуюсь. Просто я люблю наш старый маяк, он мне дорог также, как тебе.

– Тем более если тебе дорог маяк, ни о чем меня неспрашивай. Сразу после того, как они посадят меня в мешок, они разрушат маяк,разберут на мелкие камушки, чтобы найти клад с магическими талисманами. Я дажене стал ничего фотографировать, так мне было страшно. Я просто смотрел вбинокль, но они могли заметить блики. – Лицо Клауса вдруг сморщилось, кончикдлинного носа покраснел.

Герда протянула ему салфетку, он шумно высморкался ипрошептал:

– Мне было очень жалко человека, которого они погрузили вшлюпку. Маленькая шлюпка быстро поплыла к большой яхте. Но разве я могчто-нибудь сделать? Пока я спустился вниз, добежал до берега, шлюпку вместе с пленникомвзяли на борт, яхта исчезла. И тогда я решил, что это был просто мираж. Призракиз прошлого. А потом стал бить колокол, и белый домик на берегу вспыхнул, какфакел.

– Клаус, как выглядела яхта? – быстро спросила Герда инакрыла его дрожащую руку ладонью. – Я ведь тоже видела ее, но издалека, а тысмотрел в бинокль.

– Ты видела? Значит, это был не мираж? Послушай, Герда, еслиты видела, ты должна была узнать. В конце войны приплывала такая же точно яхта.

– Тогда я еще не родилась, Клаус. Но я знаю, что в сорокчетвертом году нацисты искали что-то внутри маяка.

– Они искали сокровище чернокнижника. Мой дедушка служилсмотрителем, они убили его. Я был маленький, я успел спрятаться в углублениипод пирсом, несколько часов просидел по шею в холодной воде, а потом чуть неумер от воспаления легких.

– Да, Клаус, я много раз слышала эту историю.

– Герда, мне очень жаль человека, которого утащили на яхту.Тем более, мне показалось, это была молодая женщина. Тяжело, когда не можешьпомочь. Дело безнадежно и крайне опасно.

– Почему?

– Как ты не понимаешь? Та самая яхта! У нее на носунарисован глаз, а на правом борту написано имя – «Гаруда».

* * *

Гамбург, 2007

Зубов успел на двенадцатичасовой экспресс. В половинетретьего был в Гамбурге. В три часа десять минут он вошел в мрачное старинноездание Института судебной медицины.

Он узнал заранее, что экспертизу проводит некто докторРаушнинг, и предупредил, что приедет сегодня. Пришлось довольно долго ждать ввестибюле. Наконец к нему вышла крупная молодая женщина. Она была в зеленомхалате, в бахилах. Волосы спрятаны под шапочку.

– Добрый день. Вы господин Зубов? – она стянула перчатки,бросила их в урну и крепко, по-мужски, пожала руку Ивану Анатольевичу. –Примите мои искренние соболезнования и простите, что заставила вас ждать.

– Могу я взглянуть на тело? – спросил Зубов.

– Вряд ли это имеет смысл.

– И все-таки вы позволите взглянуть?

– Пожалуйста. Только предупреждаю, зрелище неприятное.

Они зашли в маленький уютный кабинет, доктор Раушнинг взялакуртку Зубова, повесила на вешалку в шкаф, выдала ему халат, бахилы и шапочку.

– Пожалуйста, объясните мне еще раз цель вашего визита, –попросила она с вежливой улыбкой. – По телефону вы сказали, что у вас появилисьновые данные, которые могут ускорить экспертизу.

– Да. Нам удалось узнать группу крови нашей сотрудницы.

– Правда? Ну что ж, это замечательно.

Она повела его по каким-то кафельным лабиринтам, сначалавверх по чугунной лестнице, потом вниз. По дороге им не попалось ни одной живойдуши. Под бахилами доктора были мягкие кроссовки, она шла бесшумно. БотинкиЗубова стучали, шаги отдавались одиноким эхом.

Когда подошли к большой оцинкованной двери, докторобернулась и сказала:

– Вы уверены, что хотите это видеть?

– Уверен.

Дверь открылась. Вспыхнул ослепительный люминесцентный свет.В просторном пустом помещении без окон был лютый холод. Вдоль стены тянулись втри ряда оцинкованные, пронумерованные квадратные дверцы. В углу Зубов заметилкаталку, накрытую простыней. Под простыней угадывались очертания тела. Упротивоположной стены на такой же каталке стоял вишневый лакированный гроб,украшенный позолоченными кистями.