— А что вы можете сказать об Ирене Сабино?

— Ирене любила Марласку. У нее даже в мыслях не былонавредить ему.

— Что с ней сталось? Она еще жива?

— Думаю, да. По слухам, она работала в какой-топрачечной в Равале. Ирене была доброй женщиной. Слишком доброй. Потому так икончила. Она верила во всякую чепуху. Верила в любовь.

— А Марласка? Что ему понадобилось на том свете?

— Марласка ввязался во что-то, не спрашивайте, во чтоименно. Нечто такое, чего ни я, ни Хако ему не продавали и не могли продать.Мне известно только то, что я случайно подслушал из его разговора с Ирене.Похоже, Марласка познакомился с кем-то, кого я не знал, а поверьте, я знаюкаждого на своем профессиональном поле. Тот человек пообещал Марласке в обменна услугу, я не знаю какую, вернуть его сына Исмаэля с того света.

— Ирене не говорила, кто этот незнакомец?

— Она его никогда не видела. Марласка не разрешал ейвстречаться с ним. Но она не сомневалась, что адвокат боится.

— Боится чего?

Роурес причмокнул языком.

— Марласка верил, что проклят.

— Поясните, пожалуйста.

— Я ведь уже вам говорил. Марласка был болен. Онтвердил, что в него вселилось нечто.

— Нечто?

— Дух. Паразит. Не представляю. Послушайте, в моейпрофессии приходится сталкиваться со множеством людей, у кого не все дома. Онипереживают личную трагедию, например лишаются возлюбленного или состояния, итеряют почву под ногами. Мозг — самый хрупкий орган человеческого тела. СеньорМарласка был не в своем уме, и это становилось понятно каждому послепятиминутного разговора с ним. Потому он ко мне и пришел.

— И вы сказали ему то, что он жаждал услышать.

— Нет. Я сказал ему правду.

— Ваш вариант правды.

— Мне известен лишь один. Мне показалось, что человекэтот серьезно повредился рассудком, и я не хотел пользоваться его состоянием.Такие вещи добром не кончаются. В моей деятельности существует черта, которуюнельзя переступать, если понимаешь, что к чему. Тому, кто ищет развлечений,острых ощущений или утешения в ином мире, предоставляется такая возможность ивзимается соответствующая плата за оказанную услугу. Но тех, кто пребывает награни безумия, следует отправлять домой. Спиритический сеанс — это театральнаяпостановка, не хуже любой другой. И публика должна состоять из зрителей, а не«озаренных».

— Образцовая этика. Что же тогда вы сказали Марласке?

— Я сказал, что наши спектакли — вымысел, сказки. И яобычный комедиант, кто зарабатывает на жизнь, устраивая спиритические сеансыдля несчастных, потерявших близких и желающих укрепиться в вере, чтовозлюбленные, родители и друзья ждут их в загробном мире. Я объяснил ему, чтона том свете нет ничего, только беспредельная пустота, и мир живых —единственный, которым мы располагаем. Я посоветовал ему забыть о духах ивернуться в семью.

— И он вас послушался?

— Очевидно, нет. Он больше не приходил на сеансы иобратился за помощью в другое место.

— Куда?

— Ирене выросла в бараках Багателя, и хотя онапрославилась, выступая на подмостках на Паралело, те места оставались для нееродными. Она рассказывала мне, что водила Марласку к женщине, звавшейся Ведьмойиз Соморростро, чтобы попросить защиты от человека, которому адвокат былобязан.

— Ирене не упоминала имени этого человека?

— Если и упоминала, я его не запомнил. Я говорил, ониоба перестали приходить на сеансы.

— Может, Андреас Корелли?

— Никогда не слышал этого имени.

— Где можно найти Ирене Сабино?

— Я уже выложил вам все, что знал, — вышел из себяРоурес.

— Последний вопрос, и я уйду.

— С трудом верится.

— Вы не помните, Марласка никогда не упоминал вкакой-либо связи название «Lux Aeterna»?

Роурес наморщил лоб, а потом покачал головой.

— Спасибо за помощь.

— Не за что. И, если можно, больше сюда невозвращайтесь.

Я кивнул и направился к выходу. Роурес провожал меняподозрительным взглядом.

— Постойте, — окликнул он меня прежде, чем япереступил порог лавчонки.

Я вернулся. Человечек с сомнением смотрел на меня.

— Кажется, я вспомнил. «Lux Aeterna». Так называлсясвоего рода религиозный памфлет, который мы иногда использовали на сеансах всалоне на улице Элисабетс. Книжка входила в собрание других подобных книжонок.По-моему, мы позаимствовали их в библиотеке мошенников из общества «Будущее».Возможно, вы имели в виду эту вешь.

— Не помните, о чем там шла речь?

— Лучше всего содержание знал мой партнер Хако, именноон проводил сеансы. Если не ошибаюсь, «Lux Aeterna» представлял собой поэму осмерти и семи именах Сына Грядущего, Несущего Свет.

— Несущий Свет?

Роурес расплылся в улыбке:

— Люцифер.

33

Я вышел на улицу, собираясь возвращаться домой. Меня мучилвопрос, что делать дальше. Я почти дошел до улицы Монткада, как вдруг заметилего. Инспектор Грандес стоял, прислонившись к стене, с удовольствием курилсигару и улыбался мне. Я помахал ему рукой и перешел через дорогу, направляяськ нему.

— Не знал, что вы интересуетесь магией, Мартин.

— Я тоже не знал, что вы за мной следите, инспектор.

— Я за вами не слежу. Поскольку вас трудно застать наместе, я решил, что если гора не идет ко мне, то я пойду к горе сам. У вас естьпять минут, чтобы пропустить стаканчик? За счет главного управления полиции.

— Раз так… Вы сегодня без сопровождения?

— Маркос и Кастело сидят в управлении, занимаясьбумажной работой. Но если бы я им сообщил о свидании с вами, они бы непременноявились.

Мы спустились по узкому ущелью между средневековыми дворцамидо «Эль Ксампаниет» и потребовали столик у дальней стены. Официант, вооруженныйтряпкой, от которой несло щелоком, вопросительно уставился на нас, и Грандесзаказал две кружки пива и порцию ламанчского сыра. Когда подали пиво и закуску,инспектор предложил мне тарелку, но я отказался от его любезности.

— Не возражаете? В это время дня я обычно умираю отголода.

— Bon appetit.

Грандес бросил в рот кубик сыра, проглотил его и облизнулся,зажмурившись.

— Вам не сказали, что я заходил вчера к вам домой?

— Мне передали, но с опозданием.

— Понятно. Послушайте, а девочка просто загляденье. Какее зовут?