– Возможно, – уклончиво говорю я.

– И ты твердо решил все оставить мне и не делить имущество?

– Да, да, да! Сколько раз нужно повторять одно и то же,чтобы ты наконец это усвоила!

– Некрасиво, наверное, садиться на шею женщине, жить на ееплощади и тратить ее деньги, – задумчиво произносит Вика.

Это выводит меня из себя. А ее хахаль, интересно, каксобирается поступить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы язнать? Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее(и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал запоследние два года. Так что же она из себя строит образец нравственности!

Но вспыхиваю я только в душе, и негодование тут же гаснетпод прохладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру.Я так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то, что онане спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей свободу трахатьсясо своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатности и ни единым словом,ни единым жестом не дает мне понять, что ей не терпится от меня освободиться.Съезжать мне пока некуда, Лутов сказал, что принять меня в центр они смогуттолько тогда, когда я закончу все дела с опекунством и уйду из телепрограммы.Вике я наплел что-то невнятное насчет временных трудностей, дескать, сейчас умоей возлюбленной гостят многочисленные родственники, и мне там просто нетместа. Вика приняла это как должное, молча кивнула и больше вопросов незадавала. Более того, она продолжала готовить мне еду и мыть посуду, покорная ипокладистая, как Золушка. Еще бы, чуть не угробила меня из-за своей неземнойстрасти, теперь, наверное, мучается угрызениями совести. Ничего, пустьпомучается. Я свое отмучился, теперь ее очередь.

Лутов помогает мне побыстрее оформить документы поопекунству над матерью. Собственно, помощь его заключается лишь в том, что вседелается не в порядке живой очереди, а быстро. Все остальное происходит своимчередом, ибо основания для признания матери недееспособной очевидны всем икаждому. Правда, одна ушлая чиновница все-таки спросила меня, криво ухмыляясь:

– Значит, вы хотите продать квартиру матери, а ее самупристроить в дом инвалидов?

– С чего вы взяли? Я хочу, чтобы за ней был надлежащий уход.Она будет жить в своей квартире, но у меня должно быть право распоряжаться этойквартирой, чтобы заинтересовать тех, кто будет за ней ухаживать.

Чиновница мне, кажется, не поверила, но меня это совершенноне волновало. Пусть думает, что хочет. Я ведь действительно не собираюсьоставлять мать без крыши над головой. Я только хочу, чтобы у меня былиразвязаны руки, чтобы я мог жить где мне нравится, ездить куда мне нужно, изаниматься тем, чем мне хочется, не думая каждые три минуты о том, что надохотя бы через день навещать сумасшедшую старуху.

Продюсерская компания, которая производила программу «Лицобез грима» и еще несколько других программ, выразила сожаление по поводу моегоскорого ухода и уже подыскивает человека, который будет вместо меня ведущим«Лица». Честно сказать, эта программа мне опротивела донельзя. Мне и раньше-тобыло не по себе, когда Витя Андреев нагло вымогал деньги у спонсоров ипокровителей наших гостей, но получаемые в результате этого суммы были стольвелики, что неловкость быстро умолкала. Витя был шустрый малый и не гнушалсяничем, вплоть до шантажа. И где только он добывал информацию, при помощикоторой вытягивал из людей деньги, – ума не приложу. А теперь, когдаприходится унижать людей, чтобы сделать программу скандальной и продать ееподороже, мне совсем тошно. Особенно неприятный осадок остался после эфира списательницей Томилиной. Собственно, осадок появился не сразу, а когда япрочитал в газете статью о передаче. Ведь то, что происходило в эфире, былопрямым продолжением нашей беседы во время знакомства, я спровоцировал ее, и онаразговаривала со мной, совершенно не думая о том, что люди, не слышавшие началабеседы, поймут ее совсем иначе. Вот и резвая журналистка Хайкина истолковаласлова Томилиной абсолютно превратно, все поставила с ног на голову, всеисказила. Я вел себя некорректно по отношению к гостье, и она ставила меня наместо, чего я и заслужил. Как можно было из этого сделать вывод, что Томилинавсех поучает? Во-первых, не всех, а меня, Александра Уланова, а во-вторых, все,что она говорила, было справедливым и правильным, а мои вопросы и реплики –вызывающе глупыми и бестактными. Я бы еще понял, если бы Хайкина написаламатериал в таком ключе, что, дескать, Уланов довыпендривался и нашелся наконецчеловек, который смог публично его осадить. Это было бы по крайней мересправедливо, потому что я сам именно так и воспринимал ситуацию. Но то, чтонаписала Хайкина, было чудовищным по своей глупости и неприличным по тону истилю. И я чувствовал себя виноватым перед Томилиной. Ей-то за что досталось?Неужели только за то, что она сказала насчет экранизации? Но об этом ее просилДорогань, он и меня предупредил. Собственно, за эти самые слова он и заплатилденьги. Мне, а не ей. Так что бедная писательница вообще пострадала безвинно.

Но, слава богу, эта омерзительная эпопея с публичнымнасильственным раздеванием гостей заканчивается. Лутов уже просил, чтобы яподумал над концепцией той передачи, которую буду делать для кризисного центра.Это будет моя программа, мое детище, я сделаю ее такой, как мне самому хочется,не думая о деньгах. Есть ли большее счастье для творческой личности, чемвозможность самовыражаться, не считая при этом копейки, не заглядываяпросительно и униженно в глаза сытым богатеньким спонсорам и не наступая себена горло, чтобы сделать это «самовыражение» более прибыльным!

Вика по поводу статьи Хайкиной выразилась неожиданно резко.Она, как выяснилось, видела передачу, более того, являлась поклонницейТомилиной, что оказалось для меня новостью. Я и не знал, что моя жена любитдетективы. Правда, Вика призналась, что книги Томилиной она стала читать совсемнедавно, месяца два назад, и я понял, что это скорее всего вкус не Викин, а еелюбовника. Немудрено, что я об этом не знал.

– Саша, ты должен позвонить Томилиной и извиниться передней, – заявила моя бывшая супруга.

– За что? Разве статью написал я?

– Ты вел себя так, что дал повод написать этот мерзкийпасквиль. Тебе нужен был скандальчик – ты его получил. Ты что же думаешь, что яслепая и ничего не вижу? С тех пор, как погибли Витя и Оксана, тебя какподменили. Я думала, это их смерть так на тебя подействовала, но теперь-то японимаю, что ты просто не мог разобраться со своей личной жизнью. Ладно, этотвои проблемы, но при чем тут люди, которых ты приглашаешь на передачу? Почемуони-то должны страдать из-за того, что у тебя в душе смута? Ты завел себелюбовницу, она ждет от тебя ребенка, ты собираешься разводиться со мной, а врезультате достойная и талантливая женщина получает такой плевок в лицо.Неужели тебе не стыдно?

– Нет, мне не стыдно, – спокойно ответил я, хотя приэтом, конечно, врал. Мне было стыдно, и еще как!