– Ага, давай, – сказал он, протягивая руку и не глядяна Татьяну, потому что в этот момент ему позвонили по телефону.

Она терпеливо дождалась, пока коллега закончит выяснять,когда же наконец будет готово заключение экспертов по фальшивым стодолларовымкупюрам. Разговаривать с этим следователем ей было легко, потому что был онмужиком незатейливым, со всеми сразу переходил на «ты», а его круглоечернобровое лицо излучало такое простодушие и дружелюбие, что как-то нехотелось обижаться на панибратство.

– Ваня, ничего, если я немножко покопаюсь со своими бывшимиделами? – осторожно спросила Татьяна.

Она поставила себя на его место и поняла, что сама, конечно,возражала бы. У дела не должно быть двух хозяев, иначе потом концов несоберешь. Но Иван придерживался, судя по всему, иного мнения, потому что веселоулыбнулся и подмигнул.

– Валяй. Как чего накопаешь – неси в клювике. Чего тебедома-то не сидится, Образцова? Скучаешь?

– Скучаю. Делать нечего. Да и привыкла. Знаешь,незаконченное дело как зуд, покоя не дает. И идеи кое-какие появились.

– По всем делам?

– Нет, по убийству Пашковой.

– Ах, колдунья… – протянул Иван. – Да, тоска зеленая.Небось наворожила кому-то что-нибудь не то, вот с ней и посчитались. Ищи теперьэтого народного мстителя.

– Тогда я возьму записи, которые были изъяты на местеубийства, ладно?

– Что за записи? – спросил Иван, и Татьяна поняла, чтоон уже успел основательно забыть все, что она ему говорила при передаче дел.

– Записи, которые Пашкова вела о своих клиентах. Что-товроде истории болезни на каждого.

– А, эти, бери, конечно.

Иван достал из сейфа конверт с материалами и протянул ей.

– Работай, труженица. Когда книжка новая выйдет?

– Ой, не знаю, – она покачала головой. – Ее ещедописать надо.

– Много осталось?

– Почти половина.

– Так что же ты дурака валяешь? Книжку бы лучше писала, а нев трупах разбиралась. Мне жена всю плешь проела, что ей читать нечего. Спроси,говорит, у Томилиной, когда что-нибудь новенькое появится.

– А она меня читает?

– Еще как! Запоем. Как купит твой новый роман, так всехозяйство побоку, муж и сын голодные, пол не метен. Когда узнал, что тыприходишь к нам работать, все собирался тебе нарекание высказать, дескать,подрываешь супружескую жизнь.

– Отчего же не высказал? – улыбнулась Татьяна.

– Вот, высказываю. А вообще ты, Танька, молодец. И на хренаты тут корячишься, хотел бы я знать? Сидела бы дома и книжки писала. И тебеудовольствие, и людям радость.

– Не знаю, Ваня. Когда столько лет ходишь в погонах, не такпросто их разом взять и снять. Страшно.

– Да тебе-то чего бояться? У тебя муж, говорят, огромныеденьги зашибает.

– Врут, Ваня. Деньги хорошие, но не огромные. Все, что было,угрохали на переезд и на ремонт.

Выйдя на улицу, она хотела было взять такси, чтобы доехатьдо дома, но передумала и пошла в метро. Нечего деньги почем зря тратить, новаякнига еще не дописана и неизвестно, когда она сможет ее закончить, а семейныйбюджет – штука не безразмерная. В конце концов, не очень-то она и устала.

Пересаживаясь на свою ветку и идя по длинному подземному переходу,она в очередной раз отметила огромное количество нищих и калек, просящихмилостыню. Татьяна никогда не подавала милостыню, и вовсе не из жадности, а изинстинктивной боязни быть обманутой. Она слишком хорошо знала, в какие группы ибригады на самом деле организованы такие вот «нищие». И женщина, стоящая в поземолчаливой скорби с картонной табличкой в руках, извещающей прохожих, что ей нена что похоронить дочь, не вызывала у Татьяны сочувствия уже по одному тому,что женщину эту она видела по крайней мере на четырех разных станциях в течениедвух месяцев. Что же она, два месяца тело из морга не забирала? Что-то слабоверится.

Очередная нищенка, сидящая на полу в окружении троих чумазыхребятишек, протянула ей руку. Татьяна молча прошла мимо, но в этот моментоткуда-то из-за спины раздался визгливый голос:

– Как не стыдно! Такие деньжищи гребет, а нищим детямкопейку пожалела! Смотрите, люди добрые, на эту писательницу! Во отъелась насвоих гонорарах, глаза жиром заплыли, а на прокорм детишек малолетних денег недает! Стыдоба!

Татьяна в изумлении обернулась и увидела тетку летпятидесяти, худую, с испитым морщинистым лицом и бешено сверкающими глазами.Тетка тыкала в Татьяну трясущимся пальцем, привлекая внимание спешащих мимолюдей. Народ стал оглядываться на них.

– Чего глядишь? – не унималась тетка, подходя вплотнуюк Татьяне. – Доставай кошелек и плати, если в тебе совесть есть. Небось попятьдесят тысяч долларов-то получать – кошелек охотно открываешь, а как надетишек маленьких да голодных – так тебе жалко? У, бесстыжая корова!

Вокруг них стали останавливаться. Татьяна даже услышалакраем уха чей-то шепот:

– Смотри, Томилина. Ну да, та самая, которая детективыпишет. Да точно, точно она, у нас на работе все ее читают, а там на всехкнижках фотография. Надо же, неужели правда, что она такие деньги получает?

В воздухе явственно запахло скандалом.

– Товарищи, вызовите, пожалуйста, «Скорую помощь», –громко и четко произнесла Татьяна. – У женщины острое психическоерасстройство, у нее галлюцинации. И не пускайте ее на платформу, а то под поездпопадет.

С этими словами она повернулась и спокойно пошла дальше.Сердце колотилось, дыхание останавливалось, ей хотелось присесть, но она шла подлинному переходу, изо всех сил стараясь справиться с собой. Сначала былопросто противно. Ну, подумаешь, узнала ее какая-то сумасшедшая и разоралась вобщественном месте. Всякое бывает. Но что за бред насчет пятидесяти тысячдолларов? Таких денег Татьяна сроду в руках не держала, только, может быть,когда продавала питерскую квартиру.

Ей довольно быстро удалось взять себя в руки и успокоиться.Ну что такого страшного произошло? Ничего. Ровным счетом ничего. Конечно,неприятно, когда тебя публично оскорбляют, громко называя жирной бесстыжей коровойна глазах у десятков людей, но это можно пережить.

Сердце все-таки начало болеть, и от метро до своегоновостроечного дома Татьяне пришлось взять машину, чтобы не рисковать. Войдя вквартиру, она в первый момент удивилась тому, что не слышит Ирочкиного веселогоголоса и не чувствует привычного запаха вкусной стряпни, но уже в следующуюсекунду вспомнила, что Ира на целый день убыла развлекаться со своим кавалером.Накапав себе валокордина, она прилегла на диван в гостиной в надежде немноговздремнуть, но сна не было. Минут через двадцать Татьяна встала, завернулась втеплый клетчатый плед и разложила на столе принесенные с собой записи колдуньиИнессы. У нее не было какой-то определенной цели, просто где-то в глубинахсознания шевелилась мысль: материалы – ключи. Мысль появилась по дороге от домаПашковой до метро «Лубянка» и с тех пор не давала Татьяне покоя.