– Ну, застрелишь одного, а их там двое. Да слуги на пальбусбегутся. – Соломка задумалась – на пару секунд, не больше. – Нет, не так надо.Давай за мной!

Он послушно побежал за ней через двор, на кухню. Там Соломкацапнула со стола небольшую, но увесистую колотушку, окованную медью.

– Держи-кось. Это топтуша, чем клюкву-смородину на кисельтопчут.

– На что она мне? – удивился он.

Они уже неслись к красному крыльцу. Во дворе было темно ипусто – почти всех слуг Шуйский увел с собой.

– Встанешь за дверью, на скамью. Я Ондрейку выманю, а тылупи что есть силы по темечку. Сделаешь?

– С большим удовольствием, – кровожадно пообещал Ластик,взвешивая в руке тяжелую топтушу.

Выходит, прав он был. План построился сам собой. Теперьглавное – ни о чем не задумываться, иначе испугаешься.

С тем, чтобы не задумываться, у Ластика было все в порядке,ступор еще не прошел.

Он пододвинул к двери думной каморы скамью, влез на нее,взял топтушу обеими руками, поднял повыше.

– Давай!

Соломка заколотила кулаком в дверь:

– Ондрей Тимофеич! Посыльный к тебе! От батюшки!

И встала так, чтобы Шарафудин, выйдя, повернулся к скамьеспиной.

На «раз» делаю вдох, на «два» луплю со всей силы, на «три»он падает, сказал себе Ластик. И очень просто.

Но вышло не совсем так.

Дверь открылась, однако Ондрейка не вышел – лишь высунулголову.

– Где посыльный, боярышня? Ластик засомневался – бить, небить? Тянуться было далековато, но Шарафудин завертел башкой, высматриваяпосыльного – того и гляди, обернется. «Раз» – глубокий вдох.

«Два!» – перегнувшись, Ластик со всего размаху хряснулнехорошего человека по макушке.

На счет «три» упали оба: Ондрейка носом в доски пола, Ластиксо скамейки – не удержал равновесия.

– Ты мой Илья-Муромец! – восхищенно прошептала Соломка,помогая ему подняться.

Судя по тому, что Шарафудин лежал смирно и не шевелился,удар, действительно, получился недурен.

Ластик расправил плечи, небрежно отодвинул девчонку изаглянул в щель.

В нос шибануло неприятным химическим запахом, глаза защипалоот дыма.

Неужели эксперимент уже начался?!

Так и есть…

Доктор Келли стоял к двери спиной, склонившись над пламенем,и сосредоточенно двигал локтями.

Шума он явно не слышал – слишком был поглощен своимзанятием.

Ластик хотел ринуться в комнату, но Соломка ухватила его заполу.

– Погоди! Надо втащить этого, не то слуги заметят, крикподымут!

Вдвоем они взяли бесчувственное тело подмышки, кое-какзаволокли внутрь и закрыли дверь.

А барону хоть бы что – так и не оглянулся. И тут уж Ластикни единой секунды терять не стал.

Выдернул из-за пояса пистоль, да как гаркнет:

– Изыдь на сторону, песий сын!

Келли так и подскочил. Развернулся, и стало видно, над чемон там колдовал: на пылающей жаровне стояла чугунная сковорода, а на сковороде– стеклянный сосуд, в котором булькала и пузырилась серебристая масса, гоняя постенам и по лицу алхимика матовые отсветы.

Ластик вскрикнул, как от боли: Райское Яблоко, стиснутоезолотыми щипцами, было целиком погружено в расплавленную ртуть.

Вокруг с трех сторон посверкивали зеркала, ужеприготовленные для Трансмутации. На особой подставке серела кучка Тинктуры.

– Нет! Нет! – замахал свободной рукой доктор и показал напесочные часы. – Осталось всего четыре минуты! Умоляю!

– Вынь! Убью! – не своим голосом взревел Ластик, целя баронупрямо в лоб.

Тот со стоном вынул из колбы Камень. Никогда еще Ластик невидел алмаз таким – красно-бурым, зловеще переливающимся.

– На стол! Застрелю!

По лицу доктора катились слезы, но перечить он не посмел –наверное, по князь-ангелу было видно, что он в самом деле выстрелит.

Райское Яблоко легло на стол, и – невероятно! – дубоваяповерхность зачадила, алмаз начал опускаться, окруженный обугленной каймой. Двеили три секунды спустя он прожег толстую столешницу насквозь, упал на пол, идоска немедленно задымилась.

Боясь, что Камень прожжет и эту преграду, Ластик кинулсявперед.

– Ты не сможешь его поднять, даже обмотав руку тряпкой! –предупредил барон. – Ртуть слишком сильно раскалила Яблоко. Оно остынет нераньше, чем через полчаса. Ах, какую ты совершаешь ошибку, принц!

– Я больше не принц, – хрипло ответил Ластик, не сводя глазс Камня. Слава богу, тот ушел в пол лишь до половины и остановился. – Дай мнещипцы!

– Как бы не так! – Келли размахнулся, и щипцы полетели вокно.

На беду, окна в думной каморе были не слюдяные, а изнастоящего стекла.

Раздался звон, брызнули осколки. Теперь брать Яблоко сталонечем.

– Негодяй!

Ластик снова наставил на доктора пистоль, да что толку?

– Надо было сразу его стрелить, – сурово сказала Соломка. –Пали, пока он сызнова не напакостил. Тут стены толстые. Авось не услышат.

Доктор всплеснул руками, подался назад, вжался спиной вбожницу – ту самую, под которой таилась секретная ниша.

– Где моя книга? – грозно спросил Ластик. – Ну!

– Вот… Вот она… Возьми…

Келли достал из-под плаща унибук, протянул дрожащей рукой.

– Прости, прости меня… Я скверно поступил с тобой, будтолишился рассудка. Скоро алмаз остынет, и ты сможешь его забрать. Он твой, твой!

– Убей его, что медлишь? – поторопила Соломка. – А я этогоаспида прирежу, не ровен час очухается.

Она наклонилась над оглушенным Шарафудиным, выдернула одиниз змеиноголовых кинжалов.

– Куда бить-то? В шею? Где становая жила? Бледная,решительная, боярышня занесла клинок.