Что было силы он толкнул ее рукой – и, о чудо, послышалсялязг, а в глаза ударил невыносимо яркий луч света, изогнутый полумесяцем.

Люк, это был круглый люк!

Теперь Ластик уперся и затылком, и плечами, закряхтел.Тяжелый люк медленно двигался.

Когда отверстие открылось до половины, Ластик высунулсянаружу.

Вскрикнул.

Потер глаза.

Тихонько прошептал: «Ура!»

Прямо перед глазами был серый асфальт. Чуть подальше –бровка тротуара. Стена дома. Одним словом – родная московская улица самой чтони на есть правильной, Ластиковой эпохи!

Растроганно шмыгая носом, он смотрел на припаркованныеавтомобили, на фонари и водосточные трубы.

Какой чудесный пейзаж! И какой вкусный, истинно майскийвоздух!

Судя по мягкому солнечному свету, по тишине, стояло оченьраннее утро. Город еще спал.

Жмурясь, Ластик выбрался из дыры (теперь было видно, что этосамый обыкновенный водопроводный колодец) и запрыгал на одной ножке: во-первых,от радости, а во-вторых, чтобы согреться.

Какое счастье оказаться в современности после тринадцатимесяцев, проведенных в семнадцатом столетии!

Как чисто вокруг, как красиво!

Интересно, что это за год?

Судя по машинам, по рекламе «Пепси» на крыше, не слишкомотдаленный от 2006-ого. Может быть, даже он самый. Если на дворе 20 мая, этозначит все летние каникулы еще впереди. Здорово! Даже если попал на нескольколет раньше или позже, тоже не трагедия.

Солнце светило ярко, погода была чудесная, и Ластик довольноскоро согрелся, тем более что шел очень быстрым шагом, по временам даже скакалвприпрыжку.

Впереди показалась знакомая улица – Лубянка. Он повернулнаправо, в сторону дома.

Чудно, что мимо до сих пор не проехало ни одного автомобиля.Улица-то большая, тут и ночью машины ездят, тем более утром.

Что-то в этом было странное. Даже тревожное.

Ни звука, ни шороха, и как-то очень уж чисто, прямо-такичересчур.

Но светофор работает. И – слава богу! – перед ним замерлитри машины, ждут зеленый свет.

Ластик вздохнул с облегчением и выругал себя за излишнюювпечатлительность. Конечно, по сравнению с 1605 годом даже весьма относительнаямосковская чистота может показаться невероятной.

Светофор мигнул желтым, переключился на зеленый. Но машиныне тронулись с места.

Ластик вгляделся с тротуара и не поверил своим глазам:внутри автомобилей никого не было.

Ему снова сделалось не по себе. Он побежал дальше и вскореуже был на широкой Лубянской площади.

Да что же это?

Машины стояли и на самой площади, и на проспекте. Но недвигались. И были пусты, все до единой.

Он подбежал к одной, другой. Заглянул – никого.

А еще вокруг не было ни голубей, ни воробьев. На тротуаречернели деревья, но совсем голые, без единого листочка. Это двадцатого-то мая?

Напротив высился параллелепипед (тьфу, проклятая геометрия!)Политехнического музея. Если побежать в том направлении, через десять минутбудешь дома. Но вдруг там тоже…

Ластик представил себе пустой двор, пустой подъезд. Откроешьдверь квартиры – а там тоже пусто!

И струсил, не побежал к Солянке. Решил, что лучше сходить кКремлю. Уж там-то наверняка кто-нибудь да будет, все-таки главная площадьстраны.

Он шел по Никольской улице, вертел головой.

Эти места Ластик знал очень хорошо. Тут почти ничего неизменилось, только кое-где появились другие вывески на магазинах.

Например, вот этого маленького супермаркета с объявлениемнад дверью «Мы открыты 24 часа в сутки»в 2006 году здесь не было.

Ластик осторожно потянул дверь – она распахнулась. В самомделе открыто?

Но внутри никого не было. Ни души.

Проходя мимо полок с товарами, Ластик вдруг увидел пакеты ссоком, и так захотелось апельсинового – после малинового взвара да кислогокваса.

Схватил коробку – в ней пусто. Взял другую, с ананасовымсоком, – то же самое.

Тогда, охваченный ужасом, попятился к выходу.

До ГУМа несся со всех ног. Неужто и там никого? Так небывает!

Но и ГУМ оказался вымершим. Ластик шел по центральной линии,сквозь стеклянный купол безмятежно голубело небо.

У отдела компьютерных игр, где они с папой, бывало,проводили по нескольку часов, Ластик на секунду остановился. Всхлипнул, зашагалдальше.

В самом центре универмага, возле равнодушно журчащегофонтана, ему померещился какой-то звук, похожий на слабое жужжание.

Ластик замер, прислушался.

Правда жужжит! Со стороны Красной площади. Ага, там кто-тоесть! Он так и знал!

Выбежал через боковой выход, стал озираться.

Жужжание вроде бы стало слышнее, но на площади всё былонеподвижно.

Нет! Тронулась минутная стрелка часов на Спасской башне. Курантыпробили шесть раз – по контрасту с безмолвием показалось, что весь мирнаполнился звоном.

Когда звон стих, жужжание усилилось. Кажется, оно доносилосьоткуда-то сверху.

Задрав голову, Ластик шел по площади, пока не оказался насамой ее середине.

Поднялся легкий ветерок, очень быстро набиравший силу. Дулон не так, как дуют обычные ветры, а снизу вверх.

Под ногами взвихрилась пыль, завилась столбом, понеслась кнебу. А сора не было – ни бумажек, ни листьев.

Отросшие волосы на голове у Ластика тоже поднялись кверху.Очень возможно – от ужаса.

И тут из-за башенок Исторического музея выплыл странныйлетательный аппарат, похожий на огромный пылесос. От него-то жужжание иисходило – теперь это стало ясно.

Остолбенев, Ластик смотрел на чудо-пылесос. А тот долетел доцентра площади и завис прямо над головой.

Инопланетяне! – прошибло Ластика. Это они всех забрали!Сейчас и его утащат!

Похоже, догадка была верной.