Она подперла подбородок кулаком и склонилаголову набок. Сквозь стеклянную дверь я увидела приближающегося Джеймса, но,как только он заметил Миранду, его и след простыл.

– Ан-дре-а, они неприемлемы. Мои девушкидолжны быть лицом журнала «Подиум», такие туфли не могут создать должный имидж.Возьмите в кладовой пару от Джимми Чу. И принесите мне кофе.

Она взглянула на меня, взглянула на дверь, и японяла, что мне следует открыть ее. Так я и поступила. Она прошла мимо меня,даже не сказав «спасибо». Для кофейного забега нужны были деньги и сигареты, номне надоело изображать из себя побитого, но верного пса, и я не пошла за ней, аповернулась и направилась назад, к лифту. Пусть Эдуардо одолжит мне пять баксовна кофе, а Ахмед запишет на счет «Подиума» еще одну пачку сигарет – ему непривыкать. Я не думала, что она вообще заметит, что я ушла, но ее окрик огрелменя, словно лопатой по затылку.

– Ан-дре-а!

– Да, Миранда? – Я тут же остановилась иповернулась к ней.

– Надеюсь, реклама ресторана, которую япросила вас найти, уже у меня на столе?

– Э… дело в том, что… возникли кое-какиетрудности. Видите ли, я звонила во все газеты, и, насколько я поняла, впоследние дни нигде не давались заметки о ресторане, соответствующем вашемуописанию. Вы, случайно, не припомните его названия? – Сама того не сознавая, я задержаладыхание и приготовилась к обороне.

Но на нее мое объяснение не произвело большоговпечатления, пожав плечами, она вновь зашагала к своему кабинету.

– Ан-дре-а, я ведь уже сказала вам, что этотматериал давала «Пост», неужели так трудно было найти? – И с этими словами онаудалилась.

«Пост»? Я говорила с их обозревателемресторанов только сегодня утром, и он поклялся, что никаких соответствующихмоему описанию ресторанов на этой неделе открыто не было. Она понятия не имеет,о чем говорит, а обвинит во всем меня.

Был уже полдень, и кофе достался мне довольнолегко, я даже смогла выкроить лишних десять минут, чтобы позвонить Алексу, унего как раз сейчас был обеденный перерыв. К счастью, он ответил, как только япозвонила ему на сотовый, и мне не пришлось на этот раз общаться ни с кем изего коллег.

– Привет, детка. Ну, как твои дела? – Голос унего был бодрый, даже слишком, и я приказала себе не раздражаться.

– Великолепно, впрочем, как и всегда. Ты жезнаешь, как я люблю свою работу. Последние пять часов я разыскивала виртуальнуюстатью, существующую только в воспаленном воображении женщины-психопатки,которая скорее наложит на себя руки, чем признает, что ошибается. Ну а что утебя?

– Вообще-то у меня все замечательно. Помнишь,я рассказывал тебе о Шоне?

Я кивнула, хотя он не мог меня видеть. Шонабыла одной из его маленьких учениц, до сих пор на уроках она молчала, словноводы в рот набрала, и что Алекс ни делал – упрашивал, грозился, занимался с нейотдельно, – ему не удавалось ее разговорить. В класс ее привел социальныйработник, который обнаружил, что, хотя ей было девять лет, она ни разу непереступала порог школы. Алекс тогда был потрясен и с тех пор всячески старалсяей помочь.

– Она болтает без умолку! И все из-за того,что мы немножко попели. Я пригласил исполнителя народных песен прийти поигратьдетям на гитаре, а она принялась подпевать. И теперь, когда лед сломан, онатараторит, как заведенная. Она знает английский! И словарь у нее для еевозраста вполне в норме! Она совершенно нормальный ребенок! – Его бурнаярадость заставила меня улыбнуться, и вдруг я почувствовала, что скучаю поАлексу. Так скучают по человеку, с которым видятся часто и регулярно, но невступают в близкие отношения. Здорово было повидать его прошлой ночью, но яснова отключилась, едва коснувшись головой подушки. Оба мы интуитивно понимали,что ждем моего приговора, ждем окончания срока моего рабства, ждем, когда всевернется на свои места. Но я скучала по нему. И я чувствовала свою вину из-завсего, что произошло между мной и Кристианом.

– Поздравляю! Тебе, конечно, не требуютсяподтверждения того, что ты отличный педагог, но одно ты, во всяком случае,получил. Ты, наверное, рад до невозможности.

– Да, это здорово.

Я услышала, как в отдалении прозвенел звонок.

– Послушай, а твое предложение повидатьсясегодня вечером все еще в силе? – спросила я, надеясь, что он не изменил своипланы, и боясь, что он все же это сделал. Когда я сегодня утром с трудомвыбралась из постели и повлекла свое изможденное и страдающее тело в душ, онобъявил, что хочет взять напрокат какой-нибудь фильм, заказать еды и простопровести со мной вечер. В ответ я с совершенно ненужным сарказмом пробормоталачто-то вроде того, что не стоит тратить на меня время, ведь я все равно будуработать допоздна, а когда приду – завалюсь спать, так пусть хоть один из насполучит удовольствие от того, что сегодня – пятница. Сейчас мне хотелосьсказать ему, что я тогда злилась на Миранду, на свою работу, на себя – нотолько не на него, и что больше всего мне бы хотелось, прижавшись к нему,проспать пятнадцать часов подряд.

– Ну конечно, – он был удивлен, но рад моемувопросу, – я просто подожду у тебя дома, а потом мы решим, что нам больше подуше. Поболтаю с Лили, пока ты придешь.

– Вот и ладно. Услышишь все оМальчике-Фрейдисте…

– О ком?

– Не важно. Слушай, мне пора. Ее величествождет свой кофе. Увидимся вечером, пока.

От Эдуардо на этот раз удалось отделатьсявсего двумя куплетами «Не нам разжечь костер» (мой выбор!), а когда я ставилакофе на левый ближний угол стола Миранды, она оживленно болтала по телефону ине обратила на меня никакого внимания. После этого я несколько часов спорила средакторами и помощниками редакторов «Нью-Йорк пост», пытаясь доказать, что язнаю их газету лучше, чем они сами, и предлагая просто дать мне ту заметку обазиатском ресторане, которая была опубликована в прошлом номере.