– Обходим купол справа, – негромко рассказывала Наташа. –Вон, до того парка. Там будет тропинка, идем по ней, когда видим указатель«Частные владения» – сворачиваем налево. Идем до ручья, потом по ручью дозабора. В семнадцать ноль-семь отключается сигнализация на выходящем к ручьюучастке забора. В семнадцать часов двенадцать минут мы должны преодолеть забори в течение двух минут удалиться от забора на сто метров.

– Там местность открытая? – спросил Лион.

– Парк, – коротко ответила Наташа. – Потом десять минутпередышки, заляжем у фонтана и пропустим патруль.

– Что за фонтан? – заинтересовался я.

– Откуда я знаю? Элли сказала, что фонтан мы увидим. Когдапатруль проходит, мы подбегаем к особняку, к служебному входу. Проникаем внутрьи прячемся на втором или третьем этаже. Внутренняя система охраны отключена потребованию Бермана, он боится всяких следящих устройств, даже возит с собойгенератор помех… сам виноват. Берман с дочерью приедут часов в семь-восемьвечера. Мы устраняем их, – голос Наташи остался ровным, – а потом дожидаемсядвадцати одного часа тринадцати минут и уходим тем же путем. Если графиквыдержим, то все в порядке… ночевать будем в приюте.

– Может быть, стоит взять билеты в парк? – спросил я. –Будет алиби…

– Какое еще алиби? Если купим билет, то компьютер отметитвремя входа и время выхода из купола. Наоборот, наследим.

– Если шум поднимется, то водитель нас заложит, – сказалЛион. – На всякий случай, но заложит. Это же отморозок…

– Элли сказала, что о водителе позаботятся другие, –отрезала Наташа.

Я вздрогнул:

– Ты что?

– Что слышал!

– Мы так не договаривались! – выкрикнул я.

– Мы никак не договаривались. – Глаза у Наташи сталигневные, яростные. – Это война, Тиккирей! Настоящая война, понимаешь?

Я понимал. Мы и сами шли не для того, чтобы пить чай сБерманом и его дочкой. Вот только… олигарх хотел предать Империю, а водительбыл отмороженным, больным, ни в чем не виноватым.

– Все-таки это неправильно, – сказал я. – Мы не должны такделать.

– А больше никак нельзя, – сказала Наташа. – Это война.Верно, Лион?

Лион отвел взгляд и ничего не сказал. Ни мне, ни Наташе.

Больше я не спорил.

Мы шли мимо купола, невольно поглядывая на мирок запрозрачной стеной. Там росли деревья – не такие, как везде, с очень темнойлиствой и мохнатыми кольчатыми стволами. Иногда среди листвы мелькало что-тояркое – наверное, те самые бабочки, но толком разглядеть их не удавалось. Яподумал, что надо будет по-настоящему сходить в парк. Если все кончится хорошо.

А как это – хорошо?

Если мы убьем Бермана и его дочь?

Мне хотелось захныкать. Не заплакать, а именно захныкать,словно маленькому ребенку. Плачут от горя, а хнычут – от беспомощности.

– Пристрелит нас охрана, – сказала вдруг Наташа. – Не верюя, что у Элли все получится. Не верю!

И тогда я разом перестал трястись. В самом деле, почему этоя решил, что мы пройдем мимо охраны? Мало ли, что там наобещала самонадеяннаядевчонка Элли… Застрелить нас, конечно, не застрелят, мы же не станем воевать сохраной. А вот арестуют наверняка. Может быть, это и будет самым лучшимвыходом. Приказ мы исполним, а что выполнить задание не удастся – так это ненаша вина. Сами виноваты, не будут поручать таких заданий подросткам.

– Тише ты, – сказал я. – Расшумелась.

Наташа удивленно посмотрела на меня, но возмущаться нестала. Мы молча двинулись по тропинке в глубь парка. Здесь никого не было, исама тропинка была запущенная, сквозь серый щебень пробивалась трава, ужепожухлая и желтеющая. Где-то над головой стрекотала невидимая птица.

– Хорошо как… – тихонько пробормотал Лион. Его я одергиватьне стал.

Указатель «Частные владения» тоже был старенький, соблупившейся краской. Он стоял прямо посреди тропинки на низеньком бетонномстолбике, там даже был оранжевый плафон для ночной подсветки надписи, но колпакплафона давным-давно был разбит, а лампочку кто-то выкрутил. Дойдя до столбика,мы честно свернули в сторону и вышли к ручью.

– К забору можно подходить? – спросил я.

– Не ближе десяти метров, – сразу ответила Наташа.

Вдоль ручья мы прошли совсем недолго – впереди оказалсязабор резиденции. Не очень-то и высокий, метра полтора, из серых бетонных плит,заросших понизу мхом. Плиты оказались ребристыми, будто нарочно приглашаливскарабкаться по ним, но поверх забора шел тонкий сверкающий шнур – датчикпериметра. Деревья подступали к забору почти вплотную, но все-таки не совсем –чтобы нельзя было перепрыгнуть его с веток.

– Ждем, – велела Наташа.

Мы уселись за кустами и стали ждать, доедая мороженое.Наташа все время поглядывала на часы, потом сняла их и положила перед собой.Лион вроде как был самым спокойным – причмокивал, облизывая кремовый столбикмороженого, ел его дольше всех и на часы не глядел.

– Приготовиться, – сказала Наташа напряженным голосом. –Минус одна минута.

Лион разом проглотил остатки, скомкал обертку, выбросил вручей и сполоснул руки. Присел на корточки, будто готовясь к рывку.

– Минус двадцать секунд. – Наташа оправила волосы,посмотрела на нас, торопливо перекрестилась. Щеки у нее раскраснелись, будто отмороза.

А я не волновался. Совсем. Я уверился, что нас сейчасарестуют и все закончится.

– Пошли! – Вскочив, Наташа бросилась к забору.

Но Лион ее опередил. Оказавшись у забора, опустился наколени, уперся руками в бетон. Наташа сообразила, легко ступила ему на спину,подтянулась и перемахнула через забор. Я последовал за ней, Лион крякнул подмоими ногами, и я перепрыгивать не стал, а растянулся на гребне, обхватив егоногами, протянул Лиону руку. Он вцепился, подтянулся, и мы вместе перепрыгнулина другую сторону.

Словно в другой мир попали!

Если снаружи был заброшенный парк и теплый, но уже осеннийветерок, то внутри мы словно вновь попали в лето. Парк стал совсем редким,ухоженным, испещренным чистенькими дорожками, и даже ручеек, протекая черезрешетку в стене, переставал булькать и начинал мелодично журчать. Было оченьтепло, почти жарко, над клумбами порхали бабочки – пусть не такие огромные ияркие, как за стенами купола, но все-таки… Наверное, локальная климатизация –штука очень дорогая, но разве правительство деньги считает?

– Вперед! – прошептала Наташа, озираясь. – Бежим!