говорят все, однако я не могу не присоединиться к общему хору. Для меня красивое лицо подобно прекрасному цветку: я обязана им восхищаться. Красота – это нечто Божественное, и хотя мне часто говорят, что некрасивые люди – всегда хорошие люди, я не могу в это поверить. Природа, несомненно, обязана дать красивое лицо прекрасной душе.

Сибил, начавшая было улыбаться при первых словах комплимента, который ей делала одна из самых одаренных представительниц ее пола, теперь густо покраснела.

– Не всегда, мисс Клэр, – сказала она, скрывая блеск глаз под полуопущенными длинными ресницами. – Красивого злодея представить так же легко, как и прекрасного ангела.

– Воистину так! – Мэвис задумчиво посмотрела на нее, а затем весело рассмеялась и добавила: – Вы совершенно правы! В самом деле, я не могу представить себе уродливого злого духа. Ведь духи бессмертны, а я убеждена, что бессмертному уродству нет места во Вселенной. Совершенное безобразие – удел человечества, а уродливое лицо – такое пятно на творении, что нам остается утешаться лишь мыслью, что оно, к счастью, бренно и со временем душа этого существа освободится от безобразной оболочки и ей позволят принять более привлекательный вид. Хорошо, леди Сибил, я приеду к вам в Уиллоусмир. Не могу отказать себе в удовольствии почаще видеть такую красавицу, как вы!

– Ваши комплименты очаровательны! – сказала Сибил, вставая и обнимая ее с лаской и нежностью, казавшимися вполне искренними, но часто ничего не значившими. – Признаюсь, я предпочитаю, чтобы мне льстила женщина, а не мужчина. Мужчины говорят одно и то же всем женщинам: у них очень ограниченный репертуар комплиментов. И они скажут дурнушке, что она красавица, если это им выгодно. Но нас, женщин, очень трудно убедить, что другая женщина обладает какими-либо внешними или внутренними хорошими качествами. Поэтому если они произносят добрые или щедрые слова в адрес представительниц своего пола, то это чудо, которое стоит запомнить. Можно мне посмотреть ваш рабочий кабинет?

Мэвис охотно согласилась, и мы прошли в мирное святилище, где председательствовала мраморная Паллада и где укрывались собаки Трикси и Император. Император сидел на корточках и обозревал вид за окном, а Трикси восседал с важно-нелепым видом, словно бы подражая позе своего более крупного товарища. Оба они дружелюбно встретили нас с женой. Сибил принялась гладить массивную голову сенбернара, а Мэвис внезапно спросила меня:

– Где ваш друг, с которым вы приходили сюда в первый раз, князь Риманес?

– Он сейчас в Петербурге, – ответил я. – Но мы ожидаем, что через пару недель он приедет погостить у нас.

– Он весьма необычный человек, – задумчиво сказала Мэвис. – Вы помните, как странно вели себя мои собаки в его присутствии? Император так разволновался, что не мог прийти в себя в течение нескольких часов после его ухода.

И она кратко рассказала Сибил о нападении сенбернара на Лусио.

– Некоторым людям присуща от природы антипатия к собакам, – сказала Сибил, выслушав ее. – И собаки всегда это чувствуют и возмущаются. Но я и подумать не могла, что князь Риманес питает антипатию к каким-либо существам, кроме… женщин! – И она рассмеялась, немного горько.

– Кроме женщин? – удивленно переспросила Мэвис. – Так он ненавидит женщин? Тогда он, должно быть, очень хороший актер, потому что со мной он был на удивление добр и нежен.

Сибил внимательно посмотрела на нее и с минуту молчала. Потом она сказала:

– Возможно, причиной послужило то, что вы не похожи на обычных женщин и не имеете ничего общего с их вечными фальшивыми стремлениями. Разумеется, он всегда вежлив с дамами, но я думаю, легко заметить, что его вежливость часто служит просто маской, скрывающей совсем другие чувства.

– Так вы это заметили, Сибил? – спросил я с легкой улыбкой.

– Нужно быть слепой, чтобы не заметить этого, – ответила она. – Однако я не виню его за отвращение к домашним животным. Мне кажется, это делает его еще привлекательнее и интереснее.

– Он ваш друг? – спросила Мэвис, обращаясь ко мне.

– Лучший из всех друзей, – незамедлительно ответил я. – Я обязан ему всем и никогда не смогу расплатиться. Более того, я обязан ему даже знакомством со своей женой!

Я произнес эти слова спонтанно, в виде шутки, но затем почувствовал внезапное потрясение от болезненного воспоминания. Действительно, это была правда! Именно Лусио я был обязан страданием, страхом, унижением и стыдом оттого, что такая женщина, как Сибил, оказалась связана со мной навечно. Я почувствовал тошноту и головокружение и сел на один из причудливых дубовых стульев, которыми был обставлен кабинет Мэвис Клэр.

Тем временем обе дамы прошли в залитый солнцем сад, а собаки последовали за ними по пятам. Я проводил их взглядом: моя жена, высокая и величественная, одетая по последней моде, и Мэвис – маленькая и хрупкая, в мягком белом платье с поясом из гладкой ленты. Одна чувственная, другая одухотворенная, одна низкая и порочная в желаниях, другая – чистая душа, стремящаяся к благороднейшим целям. Одна по своей натуре – великолепное животное, другая – обладательница милого личика, прелестная, как лесная сильфида. Глядя на них, я сжимал руки, горько сетуя на свой ошибочный выбор. Глубочайший эгоизм, который всегда был частью моего характера, уверял меня, что я мог бы, если бы захотел, жениться на Мэвис Клэр. И ни на мгновение я не мог себе представить, что все мое богатство оказалось бы при этом бесполезно и что я мог бы с таким же успехом попытаться достать звезду с неба. Эта дама, читавшая меня, как книгу, никогда не спустилась бы со своего интеллектуального трона к моему богатству, – нет, будь я даже повелителем многих народов.

Я смотрел на спокойные черты Афины Паллады, и пустые глаза мраморной богини, казалось, отвечали мне бесстрастным презрением. Я оглядел комнату и стены, украшенные мудрыми высказываниями поэтов и философов, напомнившими мне об истинах, которые я знал, но никогда не считал осуществимыми. Вскоре мой взгляд привлек угол возле письменного стола, которого я раньше не замечал, где горела маленькая тусклая лампада. Над ней, белея на драпировке из темно-пурпурного бархата, висело распятие из слоновой кости, а под ним стояли на серебряной подставке песочные часы, в которых блестящими крупинками струился песок. Вокруг этого маленького алтаря было написано золотом: «Сейчас подходящее время!», причем слово «Сейчас» было выделено более крупными буквами. Это «сейчас», по-видимому, было девизом Мэвис Клэр: не терять ни минуты, работать, молиться, любить, надеяться, благодарить Бога и радоваться жизни – все это «сейчас». И при этом не сожалеть о прошлом, предвидеть будущее, но лишь делать все возможное, а остальное с детской доверчивостью предоставить Божественной