Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всех гостей Уиллоусмира единственный, кому было действительно приятно служить, – это был сам принц Уэльский, и я находил настоящую отраду в оказании ему внимания, даже незначительного, потому что манеры принца всегда отличались тем тактом и учтивостью, которые являются лучшими качествами истинного джентльмена, будь он принц или крестьянин.
Следуя правилам учтивости, в один из дней он отправился навестить Мэвис Клэр и вернулся в приподнятом настроении, некоторое время говорил только об авторе «Различий» и ее литературных успехах. Еще до приезда принца я приглашал Мэвис присоединиться к нашей компании, поскольку был почти уверен, что он не вычеркнет ее имя из списка гостей, однако Мэвис не согласилась и умоляла меня не настаивать на этом.
– Мне нравится принц, – сказала она, – как он нравится большинству людей, которые с ним встречались. Но, простите меня за откровенность, мне не всегда нравится его окружение. Принц Уэльский – это магнит для общества: он притягивает к себе множество людей, которым благодаря если не интеллекту, то богатству удается пролезть в его окружение. Я же не стремлюсь пролезть куда-либо. Более того, у меня нет желания быть там, куда стремятся «все». Вы скажете, что во мне говорит гордыня или, как выразились бы наши американские кузены, строптивость. Но поверьте, мистер Темпест, это качество – лучшее, что у меня есть. Выше, чем литературный успех, я ценю свою полную независимость, и мне не хотелось бы, чтобы кто-то ошибочно решил, будто бы я стремлюсь смешаться с толпой сикофантов и прислужников, всегда готовых воспользоваться добродушием принца.
Следуя этому решению, Мэвис осталась в привычном ей уединении в своем гнездышке из листвы и цветов на всю неделю. В результате, как я уже говорил, принц «заглянул» к ней однажды как бы случайно, в сопровождении только своего конюшего, и, по всей вероятности, имел удовольствие наблюдать, как голуби-«рецензенты» кормятся и ссорятся из-за зерен.
Хотя мы надеялись и ожидали, что князь Риманес посетит наше собрание, он так и не появился, а только прислал из Парижа телеграмму, выразив сожаление. Помимо телеграммы, пришло и весьма характерное для него письмо:
Мой дорогой Темпест,
Вы очень любезны, желая включить меня, вашего старого друга, в число приглашенных на встречу с его королевским высочеством, и мне остается только надеяться, что Вы не сочтете невежливостью мой отказ приехать. Мне до смерти надоели члены королевской семьи: за свою жизнь я повидал их так много, что стал находить их общество однообразным. Их положение в свете тоже совершенно одинаковое, – и более того, оно не изменилось со дней Соломона, во всей славе его, и до нынешней благословенной эпохи Виктории, королевы и императрицы. Люди жаждут перемен, по крайней мере мне это свойственно. Единственным монархом, который когда-либо действительно занимал мое воображение, был Ричард Львиное Сердце. В этом человеке было нечто оригинальное и поразительное, и я полагаю, с ним стоило бы поговорить. Да и Карл Великий, как заметил бы современный молодой человек на своем жаргоне, «не так уж и плох». Но в остальном – un fico![30] Много разговоров ведется о ее величестве Елизавете, даме строптивой, хитрой и кровожадной. Славу ее правления составил Шекспир, который подчинил королей и королев своей фантазии. В этом – и только в этом – я на него похож. У Вас будет достаточно забот для развлечения Ваших уважаемых гостей, ибо я полагаю, что нет такого развлечения, которое они не испробовали бы ранее и не нашли бы неудовлетворительным. К сожалению, я не могу предложить Вам ничего особенно нового.
Ее светлость герцогиня Рапидрайдер очень любит перед сном качаться на прочной скатерти, которую держат четверо дюжих джентльменов благородного происхождения. Она не может явиться на сцене мюзик-холла (этому препятствует ее родословная) и потому прибегает к такому детскому, милому и безобидному способу показывать свои ножки, которые, по ее справедливому мнению, слишком красивы, чтобы их скрывать.
Леди Баунсер, чье имя я также вижу в Вашем списке, любит жульничать в карты. На Вашем месте я бы потворствовал ей в этом. Если благодаря выигрышам в Уиллоусмире она сумеет оплатить счета своей портнихи, то станет для Вас полезнейшим другом в обществе – имейте это в виду.
Достопочтенная мисс Фитц-Гандер, пользующаяся репутацией добродетельнейшей женщины, по неотложным и особым причинам жаждет выйти замуж за лорда Нудлса. Если Вы поспособствуете объявлению помолвки прежде, чем ее матушка вернется из поездки в Шотландию, Вы окажете ей добрую услугу и спасете общество от скандала.
Чтобы развлечь мужчин, предложите им охоту, азартные игры и курение.
А чтобы развлечь принца, не надо предпринимать особых усилий: он достаточно умен, чтобы развлекаться, наблюдая глупость и плутни окружающих его лиц и не участвуя лично в их жалкой комедии. Принц – проницательный наблюдатель и получает удовольствие, глубоко и внимательно изучая людей и нравы, что пригодится ему, даже когда он займет английский трон. Я говорю «даже», поскольку в наши дни, пока не перевернутся песочные часы Времени, этот трон – величайший в мире. Принц видит, понимает и втайне не без презрения посмеивается над поведением герцогини Рапидрайдер, наклонностями миледи Баунсер, волнением и жеманством достопочтенной мисс Фитц-Гандер. И в Вашем приеме он оценит прежде всего Вашу искренность, ненавязчивость в гостеприимстве, простоту речей и полное отсутствие аффектации. Помните об этом и примите мой скромный совет. Из всех членов королевской семьи, здравствующих в настоящее время на этой ничтожной планете, я испытываю наибольшее уважение к принцу Уэльскому, и именно по этой причине не намерен, во всяком случае пока, навязываться ему. Я приеду в Уиллоусмир, когда Ваши «королевские» торжества закончатся. Мое почтение Вашей прекрасной супруге, леди Сибил. Остаюсь
Ваш, пока вы этого желаете,
Лусио Риманес
Меня позабавило это письмо, и я показал его жене, однако ей было не смешно. Сибил прочитала его с пристальным вниманием, несколько меня удивившим, а когда закончила, посмотрела на меня с тоской.
– Как он всех нас презирает! – проговорила она. – Какое презрение чувствуется за его словами! Неужели вы этого не замечаете?
– Он всегда был циником, – равнодушно