Марии впервые предстояло побывать на маскараде: в прошлыегода Корф, очевидно, забывал пригласить туда жену – впрочем, и сам он не ездилна те балы. Нынче же все высшие посольские чины и их супруги были приглашеныпоименно, об отказе и речи идти не могло!

Корф чувствовал себя вполне сносно и мог присутствовать вратуше – в конце концов, предполагалось, что самое тяжкое из предстоящего емутам – это менуэт или аллеманда с какой-нибудь прекрасной дамою. Не на дуэли жедраться!

О том, что ему может предстоять на самом деле, знали толькоМария и Симолин. Мария не могла не сообщить об этом своему заботливому другу,однако она так «бэкала и мэкала», пытаясь утаить источник сведений, что в концеконцов Симолин хитро прищурил один глаз и рассмеялся.

– Моя прекрасная баронесса, – ласково проговорил он, целуяМарии руку, – вы забыли, с кем имеете дело. Всю жизнь я получаю тайныесведения… в этом состоит моя работа! Мне ничего не надо объяснять. Если бы якаждый раз допытывался у своих агентов, откуда кто из них что знает, я непродвинулся бы в своей карьере ни на йоту. Мы как пчелы: собираем мед, небольно-то задумываясь о названии цветка. Вы только скажите, что требуется отменя, – и я все исполню.

Мария смотрела на него повлажневшими глазами. Этомунемолодому человеку, облеченному немалой властью, доставляла искреннеенаслаждение затеянная Марией интрига. Интриги вообще были смыслом жизниСимолина, однако то были серьезные, подчас опасные, чреватые государственными имеждународными осложнениями хитроумные нагромождения; здесь же он ощущал себякем-то вроде бога любви Эроса – умудренного опытом, поседевшего, однакопо-прежнему шаловливого и готового поддержать всякие безумства, совершаемые воимя любви.

– Ничего, дитя мое, – тихо сказал он, видя слезы в глазахМарии. – Бог даст, вы еще будете счастливы!

– Он дал клятву, – пробормотала Мария, понурясь и силясь неразрыдаться в голос.

– Где клятва, там и преступление ее, – отмахнулся Симолин. –А теперь идите домой и займитесь своим туалетом. И уверяю, душа моя: ДимитрийВасильевич без моего пригляду шагу не ступит. Самолично отвезу его вОтель-де-Вилль – самолично и назад привезу, невредимого!

Марии оставалось только надеяться на это…

Итак, собственного мужа ей предстояло увидеть лишь на балу.Как, впрочем, и графиню Евлалию: раз прогневавшись на племянницу, она так болееи не появлялась на улице Старых Августинцев, а посланная к ней Глашенькаворотилась с известием, что графиня в Версале и воротится лишь для участия вмаскараде. Там Мария и увидит ее, там и спросит о Евдокии Головкиной – если,конечно, узнает свою сердитую тетушку в сонмище людей, ибо в каком та будеткостюме, Мария не имела ни малейшего представления. Что придумает Симолин длямаскировки Корфа, ей тоже было неведомо. Она и сама-то до последнего мгновенияне представляла, что наденет. Она не позаботилась заказать подобающий туалет итеперь в растерянности стояла перед шкафами и сундуками, пытаясь выбрать измножества нарядов тот единственный, который сделал бы ее неузнаваемой.

Был у Марии прекрасный, голубой с золотом, русский костюм:шелковый сарафан, батистовая рубаха, унизанный скатным жемчугом кокошник, –однако Корф видел этот наряд, а Марии не хотелось до поры до времени попадатьсяна глаза мужу.

Словом, время шло, до бала оставался какой-то час, а Марияпо-прежнему пребывала в глубокой растерянности, как вдруг за дверью будуарараздался какой-то шум. Глашенька побежала поглядеть, в чем дело, и вслед за нейв комнату вступил человек с огромною картонкою в руках, перевитой алымилентами. Насилу оторвав взор от нарядной, обтянутой розовым шелком картонки,Мария взглянула на посетителя – да так и ахнула, узнав посольского лакеяКазимира. Едва приметно улыбнувшись, он тотчас принял важный вид и пояснил, чтодоставил сию картонку по приказу господина Симолина, для удовольствия госпожибаронессы, потом откланялся и поспешно вышел.

Мария озадаченно глядела на огромную картонку. Глашенька, отнетерпения путаясь в алых завязках, подняла крышку – и, испустив стон восторга,принялась вынимать оттуда вещь за вещью. Мария же только изредка всплескиваларуками.

Здесь был целый ворох тончайших нижних юбок – не меньшепяти! – одна короче другой, обшитых кружевом с таким расчетом, чтобы каждаябыла видна, и все они от бедер расходились пышным, шумящим, восхитительноволнующимся, многоярусным колоколом. Юбки были довольно короткие – самаядлинная не достигала щиколоток. Однако верхняя юбка – алая, шелковая, горящаяогнем! – оказалась еще короче. Глашенька вытащила черные кружевные чулочки, икогда Мария натянула их, то обомлела от восторга, узрев изящество и стройностьсвоих ножек, выставленных теперь на всеобщее обозрение и особенно выигрышносмотревшихся в алых атласных туфельках. К юбкам прилагалась белая батистоваярубашка с пышными, отороченными кружевом рукавами и таким глубоким декольте,что, когда Глашенька зашнуровала на тонкой талии Марии черный бархатный корсаж,ее и без того вполне пышный бюст выступил из выреза двумя белопеннымисоблазнительными выпуклостями, на одну из которых Глашенька тотчас прилепилачерную тафтяную мушку. Впрочем, в чудесной коробке, присланной Симолиным,оказалась тончайшая индийская шаль из кашемира, затканная золотыми цветами, такчто ежели б Марию вдруг особенно смутили нескромные мужские взоры, она могла быпринакрыться этой шалью, которую пока что стянула на бедрах, подчеркнув ихстройность.

Но это еще не все! Отдельно, переложенный тончайшей рисовойбумагою, в коробке лежал смоляно-черный парик такой тонкой работы, из такихшелковистых, буйно кудрявых волос, что Мария, всегда париками брезговавшая ивесьма довольная своими длинными русыми волосами, без малейших раздумий скрылаих под пышными смоляными локонами, которые изменили ее лицо до неузнаваемости,придав тонким, спокойным чертам опасную неотразимость. Цыганка, в которую,словно бы по мановению волшебной палочки, обратилась Мария (даже глаза,подкрашенные должным образом, сделались в этих черных отблесках совсемтемными), знала цену своей красоте! Ко всему этому великолепию приложена былаколода карт с весьма игриво, если не сказать больше, изукрашенной рубашкою, атакже темно-розовый, цвета азалии, веер, который поможет Марии на балу и занятьруки, и скрыть лицо, и, ежели надо, украдкою шепнуть словцо.

Право слово, лучшего костюма придумать было простоневозможно!

Полностью одевшись, Мария принялась застегивать узенькуюатласную полумаску, тоже оказавшуюся в этом вместилище чудес, и обнаружилаприколотую к ней записочку, на которой рукою Симолина была по-русски начертанаодна только фраза:

«Мы все в руке Судьбы!» Слово «Судьба» оказалось написано сбольшой буквы, и Мария догадалась, что Симолин именно такой смысл видел в еекостюме!