Мы молча уставились друг на друга. Неожиданно мне сталодушно, в воздухе, казалось, начисто отсутствует кислород. Липкая углекислотависела в крохотном помещении. Все, полнейший тупик. Я, конечно, понимаю, чтоЛев Николаевич Воротников, решив посадить Лику в тюрьму, сделал для этогоабсолютно все и полностью преуспел. Но у меня нет никаких доказательств, и ясовершенно не понимаю мотива преступления. За что? Чем Лика помешалаВоротникову? Честно говоря, до прихода в СИЗО у меня в голове сложиласьстройная теория: Настя собиралась замуж за Льва Николаевича, а тот был связанкакими-то обязательствами с Ликой. Правда, Настя говорила Розе… Может, он и недо зубного скрежета ненавидел Лику, но… Может, это и не так? И потом, от любвидо ненависти один шаг. Мои расчеты строились на том, что Лика и Лев Николаевичбыли в близких отношениях, которые почему-то постарались от всех скрыть. Может,они состояли в любовной связи; у Льва Николаевича имелась жена, у Ликиочередной супруг, вот и встречались тайком. Может, Воротников до сих пор любитее и по этой причине отказывался жениться на Насте. А та придумала, какизбавиться от соперницы. Настя была девушкой с буйной фантазией…

Но все мои расчеты рухнули. Лика даже не была знакома спрофессором! Тупик!

– Спасибо тебе, – пробормотала Лика.

– Перестань, – пробормотала я, – пока не за что. Тычусь,словно слепой котенок, в разные стороны без особого толка.

– Очень даже есть за что, – прошелестела Лика, – хотя бы запередачу с продуктами.

Внезапно меня осенило.

– Лика!!! Кто прислал тебе посылку с конфетами «Птичье молоко»?

Подруга молчала, потом на ее лице появилось искреннееизумление:

– Так ты!

– Кто?

– Ты, Даша Васильева.

– Я? С ума сойти! Ты в этом уверена?

Лика нахмурилась:

– Конечно, наверное, я кажусь тебе психопаткой! Именно ты,большое спасибо, очень хорошая была посылка: тушенка, мыло и мои любимыеконфеты.

– Почему ты решила, что это от меня?

– Издеваешься, да?

– Нет, ответь, пожалуйста.

– Ну, на посылке стоял твой обратный адрес, и записочкавнутри лежала: «Кушай, целую, Даша».

– Очень уж я короткое письмо написала, тебе это непоказалось странным?

– Так нельзя в передачу для заключенных никакие посланиявкладывать, – спокойно возразила Лика, – большое письмо бы выбросили.

– Неужели ты не поняла, что это не мой почерк?

– Так ее не ты посылала?

– Нет.

– А кто?

– Пока не знаю. Тебя почерк не смутил?

– Нет.

– Почему?

Лика шумно вздохнула:

– Дашка, когда я в последний раз видела, как ты пишешь?

– Ну, – засомневалась я, – письмами мы не обменивались,записками тоже… Наверное, в институте, ты у меня постоянно конспекты пофранцузской литературе перекатывала!

– Вот-вот, столько лет прошло! Да и почерк ни при чем –малява на принтере была отпечатана.

Абсолютно спокойно произнесенное ею слово «малява» ворвалосьв мою голову и взорвалось там словно ракета. Господи, Лика уже начинаетразговаривать, как завзятая уголовница, еще немного, и она сольется с миром,расположенным по ту сторону решетки.

Я прислонилась лбом к грязному стеклу и, еле ворочая языком,спросила:

– Квитанция цела?

– На что?

– На посылку, конечно!

– Нет.

– Как же ты ее получила?

– В колонии выдали, а как они на почте отправления забирают,понятия не имею, – обескураженно сказала Лика.

Но я решила так просто не сдаваться, утопающий хватается засоломинку, а мне предстояло уцепиться за паутинку.

– Номер отделения связи помнишь?

– Какого?

– Откуда отправили ящик. Ты на упаковку смотрела?

– Да.

– Там должен был стоять штемпель и обратный адрес.

– Адрес видела.

– Помнишь его?

– Ага.

– Говори.

– Ну… индекс забыла.

– Плевать, давай без него.

– Московская область, почтовое отделение Рогозино,коттеджный поселок Ложкино, участок 107, Дарье Васильевой, – выпалила Лика.

Вся кровь бросилась мне в голову.

– А штемпель? На нем что стояло?

– Мне и в голову не пришло его разглядывать, – резонно сказалаЛика.

Я постаралась не расплакаться. Все, полный аут.

На улице шел дождь. Я вдохнула полной грудью свежий воздух ипоплелась к одиноко стоящему на парковке «Пежо». Настроение было гаже некуда.Пытаясь справиться со слезами, я влезла в машину и не удержалась.

По щекам потекли соленые капли, из груди вырвалисьвсхлипывания. Я дура, идиотка, неспособная помочь Лике. Сейчас ей добавят срок,и она вообще никогда не выйдет на волю.

В окно постучали. Я открыла дверцу и увидела тетку стетрадкой.

– Чего ревешь? – спросила она.

Я хотела было ответить: «Отстань», – но только сильнеезаплакала.

– Ну-ну, – баба начала гладить меня по голове, – успокойся,все хорошо будет.

Она влезла в машину и сунула мне сигаретку.

– Ну-ка покури, перемелется, и мука будет.

– Нет, – качала я головой, окончательно проваливаясь вистерику, – все плохо, все очень плохо.

И тут, как всегда, в самый неподходящий момент ожилмобильный.

– Трубку-то возьми, – сказала тетка.

Я шмыгнула носом и прошептала:

– Ответь за меня.