– Алло, – затараторила баба, – не, не Даша, знакомая ее. Не,не может, плачет она! Где, где, у СИЗО женского! Прям слезами изошлась!

– Кто звонил? – сквозь рыдания спросила я.

– Мужик какой-то, – ответила тетка, – на, водички попей. Дане убивайся так, обойдется.

Она еще пару минут посидела возле меня, потом ушла. Япопыталась привести нервы в порядок. Хороших людей на свете больше, чем плохих.Не верите? Попробуйте зарыдать на улице – и убедитесь в этом. Эх, жаль, что уменя нет с собой «Ново-пассита», что-то никак не могу успокоиться.

Внезапно дверь со стороны пассажирского места распахнулась,и на сиденье с кряхтеньем втиснулся Дегтярев.

– Чего случилось? – отдуваясь, спросил он.

– Ты как сюда попал? – изумилась я.

– Просто приехал, – ответил Александр Михайлович.

– Зачем?

– Почему рыдаешь?

– Откуда ты узнал?

– Неважно. Что случилось?

– Так это ты сейчас звонил? – осенило меня.

– Ага.

– Ты из-за меня бросил свою работу и примчался к СИЗО?

– Ерунда, – пробормотал полковник, – ничем особым я незанимался.

Но я уже вновь залилась слезами. Какой он хороший, добрый,милый, заботливый.

– Может, у тебя климакс? – ляпнул в упор Дегтярев. – Вистерики постоянно впадаешь.

– С ума сошел! Да я молодая женщина, мне еще и…

– … семидесяти нет, – улыбнулся полковник.

Но потом он увидел мое расстроенное лицо и, обняв меня заплечи, пробасил:

– Ладно, я глупо пошутил. Что стряслось?

Я уткнулась в его плечо, вдохнула знакомый запах одеколона.

– Ужас!

– Говори.

– Все равно не поможешь!

Дегтярев погладил меня по голове:

– Давай выбалтывай тайны, сейчас папа проблемы ногамираспинает.

Внезапно мне стало легко и спокойно. Да, надо рассказать всеполковнику, может, потом я и пожалею о своем спонтанном решении, но Дегтяревединственный человек, который может облегчить участь Лики. Может, он пошепчетсякое с кем, и ей сделают какие-нибудь поблажки.

Продолжая рыдать, я начала рассказ:

– Лика – невинная жертва…

Когда поток сведений, изливавшихся из меня, иссяк, Дегтяревне стал ругаться. Обычно, узнав, что я влезла в какое-нибудь расследование,Александр Михайлович багровел и начинал орать: «Вечно под ногами мельтешишь!»

Но сегодня он только тихо сказал:

– Горбатого могила исправит. Поехали.

– Куда? – испугалась я.

– Вообще говоря, я звонил, чтобы отправиться с тобой вмагазин, – признался полковник, – у Зайки скоро день рождения, присмотрел ейодну штучку, но без консультации с тобой брать не хотел.

Я вытаращила глаза. Полковник продолжает меня удивлять.Во-первых, он терпеть не может магазины, во-вторых, всегда забывает просемейные праздники, впрочем, и о своем дне рождения тоже не помнит.

– Может, успеем еще? – вздохнул Дегтярев.

– Куда? – спросила я.

– В «Космос-золото», – объяснил Александр Михайлович, –колечко Ольге приглядел, такое симпатичное, с зеленым камушком, женщины любятпобрякушки.

– Не все, – отрезала я.

– Нет, все, – засмеялся полковник, – просто у большинстванет возможности приобрести себе украшения, вот и говорят, что равнодушны к бриллиантами изумрудам. Но уж поверь мне, это не так. Давай, заводи мотор.

– Ты поможешь Лике? – спросила я.

Полковник уставился в окно.

– Эй, – дернула я его за плечо, – так как?

Дегтярев молчал.

– Ну? – нервничала я. – Чего дар речи потерял?

– Пока не могу обещать, – ответил приятель.

Вся кровь бросилась мне в голову. Я уцепила полковника зарукав куртки и принялась трясти его, как пакет с густым кефиром.

– Ты… ты… ты… старый, злой кабан!

– Я? – опешил Дегтярев. – Я? Кабан?

– Старый и злой! – вылетело из моего рта. – Старый и злой!

– Почему? – неожиданно поинтересовался приятель. – Ладно,согласен, я уже не молод, но злобным никогда не был! Успокойся, выпей воды.

Но я упала лбом на баранку и стала плакать. Дегтярев сначалапытался влить в меня минералку, потом, потерпев неудачу, зачем-то схватил зашею и пробормотал:

– Да у тебя температура, все тридцать восемь, не меньше!

Внезапно я поняла, как мне плохо. Голова раскалывается, ногиотчего-то дрожат, перед глазами прыгают черные мушки. Последнее, что помню, этото, как Александр Михайлович, отодвинув водительское кресло до упора назад,восклицает:

– Ну французы! Лягушатники тощие! Сделали машину! Солидномучеловеку за руль не сесть.

Потом перед глазами возникла темнота, стало холодно, затемкто-то ударил меня по голове поленом, вспыхнул яркий свет, раздался шум, и… всеощущения исчезли.

В кровати я провалялась три недели, так сильно я никогда доэтого не болела. Сначала десять дней держалась высоченная температура, и я восновном спала, отказываясь от еды и питья, потом стало чуть легче, но неуспела я сесть в кровати, как приключилась новая напасть – начали болеть уши, датак сильно, что пришлось вновь заползать под одеяло. После стихийно возникшегоотита прихватило сердце, затем заболели ноги…

– Теперь, – вздохнула Оксанка, – пока по всем слабым точкамне «позвонит», не остановится! Такая зараза прилипчивая. Ты почему прививку отгриппа не сделала?

Я натянула одеяло на голову. Какая теперь разница, почему яне сходила на укол! Никогда ведь не болею, и на тебе, получила по полнойпрограмме.