— Русские, мэм.

— Это правда? — в девушке проснулась журналистка, и она просто вцепилась в Котова. — Вы из Советской России?

— А это что-то меняет в вашем отношении к нам? — удивился Котов. Хелен даже опешила:

— Да практически всё! Я думала…

— Лучше поговорим о деле и о том, что собрало нас сейчас на борту этого самолёте, — жёстко оборвал её Котов, Паттерсон одобрительно кивнул.

Хелен была вынуждена уступить.

— Ну, хорошо, — нехотя сказала она. — Момент удачно выбрали: отсюда теперь и не смоешься по-тихому, кругом вон одни облака.

Котов и Паттерсон расхохотались, последний, отсмеявшись мазнул рукой:

— Ладно, говорите уже, против кого дружить будем?

Котов покачал головой.

— Вот вы не поверите, а всё, как всегда. Мы здесь трое — практически представители стран — участников антигитлеровской Коалиции, не так ли?

— А ведь правда! — изумилась Хелен, и вдруг закрыла рот ладошкой…

— Я правильно её понял? — нахмурился Паттерсон. Котов кивнул.

— Вы всё начали понимать ещё тогда, в Мисьонес. Когда нам удалось спасти резидента американской разведслужбы. Но теперь могу сказать, что и мы там оказались не случайно.

— Тоже мне, секрет Полишинеля, — скривился Дик. — Я как увидел сверху эту бойню, так тут же понял, что сказка про туристов — бред для недоразвитых детишек… И что же нас ждёт в Барилоче? Насколько мне помнится, там немецкое…

Он замолчал, потом тихо закончил: «Немецкое поселение…».

— Вы сами всё поняли. Но дело не в том, что там живут немцы. Они селятся в этих краях ещё с конца прошлого века. Проблема в том, что там окопались беглые нацисты.

— Этого не может быть, — вскинулась Хелен. — Аргентина всегда занимала нейтральную позицию в последней войне. Эвита бы знала.

— Когда дело касается большой политики и больших денег, даже близких людей иногда не допускают до правды, мисс. Сеньор Хуан Перон имеет свои планы на этих людей и ни с кем не станет ими делиться. Даже со своей любимой женщиной. Точнее, именно с ней и не будет откровенным по этому поводу. Потому, что то, чем эти люди занимаются на территории его страны, вряд ли вызовет её одобрение.

— И чем же таким они занимаются? — язвительно вопросила девушка.

— Создают для Перона ядерную бомбу, — ответ Котова прозвучал как удар бича гаучо. Хелен едва сдержала вскрик, Паттерсон не выдержал и смачно выругался, попросив, правда, прощения у дамы.

— Значит, война продолжается, — пробормотал он. Котов кивнул:

— А она и на кончалась. Для меня, по крайней мере. Поэтому в свете новых обстоятельств поступим таким образом…

Он подумал про себя, что трёх часов до прибытия в Барилоче хватит, чтобы до конца прояснить ситуацию, и заговорил.

Из дневника Генриха Штраубе. Сан-Карлос-де-Барилоче. Январь, 1951 год.

«Наконец, «Наум» представился:

— Меня зовут Гюнтер Шварцмайер, я отвечаю здесь за подборку, как бы это поточнее сформулировать, ах, да — научных кадров. Дело в том, что здесь большой дефицит в квалифицированных специалистах, герр Штраубе. И ваши знания могут быть по достоинству оценены руководством.

Я слушал этот бред и лихорадочно соображал, сдаст он меня «гансам» прямо сейчас или малость поиграет, как кошка с мышкой. И ещё в груди болело за Габи. Прав был мой наставник, мы не имеем право обзаводиться близкими людьми, они становятся нашей слабостью. А «Наум»-Гюнтер, между тем, продолжил:

— У вас есть вопросы, пожелания?

Я уже было открыл рот, чтобы сказать всё, что про него, скотину продажную, думаю, но он, видимо, догадавшись, чир сейчас последует, вдруг приложил палец к губам, призывая к молчанию, а потом показал себе на уши.

Я вдруг понял его: помещение прослушивалось! И он меня предупреждал! И я решился поддержать игру, просто сказав:

— А можно мне посмотреть город? Всё так неожиданно…

Мне показалось, что в глазах его промелькнула искорка одобрения. Он поднялся из-за стола, одёрнул сюртук и картинно показал мне рукой на дверь:

— Прошу, молодой человек.

И вышел из кабинета вместе со мной».

Аэродром Сан-Карлос-де-Барилоче. 26 января 1951 года.

Котов терпеливо дождался, пока пассажиры освободят салон, и только потом вышел под относительно умеренное полуденное солнце. Вокруг, на сколько хватало глаза, лежало прекрасное, поросшее лесами плато в окружении далёких гор. Анды, гряда, тянущаяся с Севера на Юг Южноамериканского континента. Белые шапки снегов на высоких гордых вершинах. Где-то там, высоко, гнездятся, наверное, те самые громадные кондоры, готовые в любое время утащить целого человека, ну, или по крайней мере, мальчишку, как у Жюля Верна в его «Детях капитана Гранта. Майор вспомнил, как зачитывался в детстве затёртой до дыр книжкой, украдкой, по ночам, под одеялом, при свете огрызка украденной у деда свечи. Кто мог тогда подумать, что окажется он здесь, в местах, описанных французским кудесником, который сам, кстати, пределов своей страны никогда не покидал.

Но это всё лирика. И она закончилась, едва к самолёту подошли двое местных работников аэродрома в сопровождении мужчины в униформе. Начиналось самое главное, то, ради чего они преодолели десятки тысяч миль, ради чего сложили головы не самые плохие представители человечества. Котов встряхнулся и нацепил на лицо стандартно-любезную улыбку.

Махнув Паттерсону, встревоженно выглядывающему из пилотской кабины, он небрежно бросил аэродромным работникам:

— Добрый день, сеньоры! А симпатичный тут у вас вид… Но не хотелось бы тут зависнуть на долго, дела, сами понимаете. Этот фрахт мне подвернулся случайно, но господа, его навязавшие гарантировали, что отсюда я не погоню свою машину порожняком. К вам претензий нет, ничего личного, как говорится, просто бизнес. Поэтому помогите мне как можно скорее загрузиться под завязку и вылететь отсюда при первой же возможности.

И он легко сбежал вниз по лесенке, одновременно протягивая руку для пожатия легка ошалевшему от такого чиновнику местной администрации.

Из дневника Генриха Штраубе. Сан-Карлос-де-Барилоче. Январь, 1951 год.

«Мы шли по чистым и опрятным до безобразия улочкам городка, и господин Шварцмайер, а по мне — так тот же вечно небритый и полупьяный художник с Арбата Наум, с видом профессионального гида на самом деле рассказывал мне совершенно иную, невероятную историю.

— Делайте вид, что мы говорим именно об окрестных видах, Генрих, иначе нам обоим придёт крышка, — с лица «Гюнтера» не сходило любезное выражение, иногда он приветливо раскланивался редким в рабочую пору местным прохожим. — И слушайте меня внимательно. Сейчас не важно, кто я для вас, более важно, кто здесь вы. Как я понимаю, мы делаем общее дело по разные стороны баррикад, так сказать. Поэтому почему бы нам не объединить свои усилия, не стать