Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, два представителя «сербской нации», как записано в их формулярах, барон И. М. Дука и Г. А. Эммануэль в 1812 г. еще даже не приняли российского подданства. Дука, уроженец немецкого г. Аахена, имел несколько необычный для славян титул барона (видимо, отец получил этот титул за службу в Священной Римской империи германской нации). Эммануэль, перешедший из австрийской службы в русскую в 1797 г., «дал реверс никогда не воевать против Австрии». В кампании 1809 г. против Австрии, он был вынужден, чтобы не нарушать данного обязательства, подать рапорт на этот счет с ходатайством «не поднимать оружия против… прежних товарищей на ратном поле». Высшее командование сочло возможным удовлетворить его просьбу[578].
Помимо чинов, титулы в наполеоновскую эпоху имели только И. М. Дука и П. И. Ивелич, и М. А. Милорадович получил таковой в 1813 г. Необходимо отметить, что в формулярах встречаются и видоизмененные на сербский лад фамилии. Например, отцом генерала Ф. И. Древича («Из дворян Витебской губернии») был генерал-майор И. Г. фон Древиц, перешедший в 1759 г. в русскую армию из прусской и получивший за службу имение в Витебской губернии[579]. Поскольку он долгое время командовал Сербским гусарским полком, то и его немецкая фамилия оказалась переиначенной на югославянский лад. И таковую сербскую фамилию в России носил его сын.
Также стоит упомянуть, что все без исключения десять генералов были награждены орденом Святого Георгия, высшей воинской наградой Российской империи: М. А. Милорадович имел 2-й класс, 6 человек ― 3-й класс, а И. С. Велизарьев и П. И. Ивелич были награждены 4-м классом этого ордена. Из многочисленных дворян югославских народов, еще с начала XVIII в. с оружием в руках служивших России, десять фамилий генералов представляли лишь самую вершину айсберга или представительства «сербского шляхетства» в российской императорской армии. Гордость за их воинскую славу по праву нужно разделить между Россией и Сербией, а эта статья дань их памяти.
В генеральской среде российской императорской армии 1812 г. встречались представители почти из всех стран Европы, и французы не составляли исключение. Другое дело, кого можно было тогда считать французом? В начале ХIХ столетия в обычной практике военного делопроизводства русской армии на каждого военнослужащего составлялись формулярные списки. Одна из граф этого документа касалась происхождения и вероисповедания. Причем вопрос вероисповедания для определения национальности был весьма актуален и для того времени, и для историков, занимающихся изучением биографических сведений о персоналиях.
В формулярных списках, как правило, редко поднималась проблема вероисповедания российских подданных. В силу принадлежности каждой крупной национальности Российской империи к одной из господствующих в стране конфессий, современникам не требовалось специально пояснять, что русские в основной массе исповедовали православие, поляки ― католицизм, а остзейцы (лифляндцы, эстляндцы и курляндцы) придерживались «лютеранского закона». Поэтому запись об отношении военнослужащего к разряду российских, польских, лифляндских и т. д. дворян, фактически подразумевала и конкретное вероисповедание. Принадлежность к определенной религии с детства формировала мироощущение и миропонимание каждого человека и, кроме того, являлась важным связующим звеном с культурными и национальными ценностями своего народа. Чаще всего в формулярных списках вопрос о вероисповедании поднимался в отношении выходцев с территорий недавно присоединенных к России, иностранцев, или лиц, исповедовавших не традиционную для их народа религию. В первую очередь это касалось европейских «изгоев», переселявшихся в другие страны из-за религиозных гонений: шотландских и французских протестантов, со временем потерявших связь с исторической Родиной.
Принимая все это во внимание, мы и рассмотрим круг русских боевых генералов 1812 г., имевших французские фамилии. По разным причинам оказались они в рядах русской армии, и многие из них сыграли весьма заметную роль в тех, столь важных для России и для всего европейского континента событиях. Этих людей мы можем разделить на две категории. Первая ― эмигранты-роялисты, бежавшие от ужасов Революции и являвшиеся с юридической точки зрения подданными французского короля. Всего таковых было восемь человек. Они попали в Россию не ранее конца ХVIII в. и сохранили все черты, присущие сословию французского дворянства. К этой категории можно с определенными оговорками причислить в качестве французского подданного и уроженца о. Корсики К. А. Поццо ди Борго, хотя, учитывая национальную принадлежность этого земляка и с юношеских лет личного врага Наполеона Бонапарта, его было бы логично отнести скорее к итальянцам, чем к французам. Нельзя назвать его и роялистом. Отъезд с Родины и непримиримая борьба Поццо ди Борго против Наполеона, помимо личных причин, были обусловлены местной корсиканской спецификой. Остальные же восемь прошли обычный путь роялистской эмиграции. Многие успели повоевать в корпусе принца Конде или в армиях государств антинаполеоновских коалиций. Среди них выделялись генералы, достигшие вершин корпусной иерархии и игравшие в русской армии заметную роль ― А. Ф. Ланжерон, К. О. Ламберт, Э. Ф. Сен-При. Биографии этих военачальников хорошо освещены в отечественной литературе. Остальные ― А. А. Бельгард, М. И. де Дамас, А. О. Делагард, О. Ф. Долон и Л. О. Рот ― достигли к 1815 г. уровня дивизионно-бригадного командования; их фамилии реже встречаются на страницах исторических сочинений, поскольку о них сохранилось меньше сведений. Примечательно, что из всех девяти человек после Реставрации лишь двое (де Дамас и Делагард) вернулись во Францию и стали служить Бурбонам. Остальные же, за исключением погибшего в 1814 г. Сен-При, предпочли остаться в России. О причинах этого пока можно только догадываться. Возможно, они не верили в прочность королевской власти во Франции и не видели там для себя перспектив в будущем. Нельзя исключать и того, что они не хотели потерять уже достигнутое ими высокое общественное положения на своей новой родине. Возможно, у них имелись и другие мотивы.
Заметим также, что, помимо вышеупомянутых армейских генералов, в 1812–1814 гг. на русской службе находились еще два француза-эмигранта, занимавшие важные посты: адмирал маркиз И. И. Траверсе был морским министром, а генерал-лейтенант герцог Э. О. Ришелье ― Новороссийским генерал-губернатором.
Лица, входившие во вторую из двух выделенных нами категорий генералов, несмотря на свои французские фамилии, не являлись подданными французской короны. Это были потомки французских дворян-гугенотов, ставших в свое время изгоями у себя на родине. После отмены Нантского эдикта в 1685 г. их предки, лишившись свободы вероисповедания, покинули Францию и поселились в соседних странах. Выявлению этой группы в среде российского генералитета помогают сведения о вероисповедании, содержащиеся в их формулярных списках. Если французы-роялисты поголовно являлись католиками, то у этих фигурировала запись о принадлежности их к реформаторской церкви. Перечислим всех протестантов с французскими фамилиями: А. А. де Скалон, М. И. Понсет, Ф. Ф. Довре, Ф. Г. Гогель. Они попали в Россию в разное время.