— Рам нужно обратиться в милицию.

— Я обращался! Мои проблемы так же нужны милиции, как мнепроблемы освоения космоса. Кроме того, я не желаю втягивать в свои личные делаеще и милицию!

— Это никак не ваши личные дела! Сколько людей вокруг васподвергается опасности, а вы даже не хотите выяснить, из-за чего! С чего вывзяли, что сможете разобраться в этом сами? А если завтра в вас начнутстрелять, что вы будете делать?

— Отползать в кусты, — буркнул Степан, — больше мне ничегоне остается. Спасибо за ужин, очень вкусно.

Но Ингеборгу трудно было сбить с толку.

— Павел Андреевич! Все-таки вы должны обратиться в милицию ирассказать там все, что знаете! У вас же ребенок Что за ерунда, честное слово,что за игры в сыщиков и воров А Иван? Что, если это… как это говорят сейчас…наезды ваших конкурентов?!

— В том смысле, что я паду смертью храбрых?

Она выпрямила спину, посмотрела ему в глаза — негодованиерасходилось волнами и грозило вот-вот затопить его стул.

— Я знаю, что вы странный и тяжелый человек, ПавелАндреевич! Но у вас есть мозги и вы любите своего сына. Ну сделайте что-нибудь,пока ситуация окончательно не вышла из-под вашего контроля!

— Вся беда в том, что она никогда и не была под моимконтролем. — Ему польстило то, что она сказала про мозги и про сына. Он переселна диван и закинул голову на мягкую плюшевую спинку. Сразу же захотелось спать.— Я знаю, что должен во всем разобраться, но сам. Сам, без посторонних, понимаете?

— Но вы же не разбираетесь!

— Откуда вы знаете? — спросил он миролюбиво. Ему было теплои очень хотелось спать. — Может, я только и делаю, что разбираюсь?

— Господи, — вдруг сказала она с тоской, — что же я-тоделаю? Зачем я лезу в ваши дела? Какого черта я полночи проторчала на вашейкухне?! Как я теперь попаду домой?!

— Останетесь здесь, — предложил Степан, — ляжете в гостевойспальне. Приставать к вам я не собираюсь.

— Еще не хватало, чтобы вы ко мне приставали! — не слишкомискренне возмутилась Ингеборга. — Кстати, мы забрали из ремонта ваш телефон.Его починили и даже вернули кассету, которая застряла в автоответчике. Вы мнедолжны четыреста восемьдесят три рубля. Счет на стойке, под пепельницей.

— Кассету? — переспросил Степан и поднял голову суспокоительной плюшевой спинки. — Какую кассету?

— Я же вам говорю — которая в нем застряла, когда его уронилИван. Вы что? Не слышите?

Кассета в автоответчике?!

Господи, почему он сразу не догадался?!

— Где она?!

— Кто «она»?

— Ну, кассета эта вместе с телефоном?

— На столе в вашем кабинете. Я не знала, как его включить, ипросто поставила на стол. А что случилось?

Ничего еще не случилось. Почему он сразу не подумал проавтоответчик?!

Он стремительно вошел в кабинет и сразу же полез под стол,где были телефонная и электрическая розетки.

— Дайте мне провод, — приказал он в сторону двери,уверенный, что Ингеборга притащилась за ним. Тонкая белая рука с зажатымтелефонным шнуром, протянувшаяся откуда-то сверху, чуть не ткнула его в лицо, ион улыбнулся.

Она действительно притащилась за ним!

Он вылез из-под стола и размотал провода с обновленноготелефонного тела.

— А кассета где? Внутри?

Ингеборга пожала плечами:

— Наверное. Мы с Иваном ее не доставали.

Кассета оказалась на месте, и Степан нажал перемотку.

Только бы в мастерской от излишнего усердия ее не затерли!

Степан нажал пуск, кассета закрутилась с тихим приятнымшуршанием.

— Что вы хотите услышать? — из-за его спины спросилаИнгеборга с любопытством. Он шикнул на нее, и она притихла.

Запищал сигнал, и автоответчик сказал отдаленным голосомБелова:

«Степ, я только освободился. Я не знаю, как тебе, а мне всепонравилось из того, что сделали в „Линии график“. Они молодцы, хоть и дорогие,черти! Я не знаю, то ли мне домой ехать, то ли в офисе тебя ждать. Ты сам-тогде?»

— Это кто? — спросила рядом Ингеборга. Глаза у нее блестелиот возбуждения и любопытства.

— Это мой зам, — ответил Степан с нетерпеливой досадой, —тот, которого сегодня машина сбила. Все правильно, это как раз тот день, когдаПетрович мне что-то сказать хотел. А через день он умер…

«Степ, это Дима Яковлев. Перезвони мне, когда сможешь. Утебя что-то с мобильным, я целый день не могу дозвониться».

«Павел Андреевич, это Егорова Люба, из мэрии. ЕвгенийАлексеевич сегодня все бумаги подписал. Приезжайте или присылайте кого-нибудь.Кстати, я хотела спросить, вы ребенка на лето за границу не отправляете? А тонам посоветовали одну фирму, вроде при правительстве, а я сомневаюсь, стоит сними связываться или не стоит».

«Иван, это Илья. То есть Соколов Илья. Ты сказал, чтопозвонишь, когда узнаешь, разрешат тебе на день рождения ехать или не разрешат.Тебе разрешили?»

Снова писк, молчание, глубокое, как мельничный омут.

Трубку положили.

«Андреич, это я… Фирсов Валентин Петрович тебя беспокоит,прости, что так поздно, ты небось спишь давно…»

Степан весь подобрался и сунул ухо чуть не в самый телефон.

Все-таки прав он был, когда решил, что Петрович мог звонитьему в тот вечер!

Петрович звонил. Он хотел с ним поговорить, а Степан не сталего слушать, и он позвонил.

Господи, что может быть проще!..

«Андреич, я тебе хотел сказать, что Муркин наш не просто такпомер. Он думал, что хитрее всех, а кто-то и похитрей нашелся Не знаю, чего таму тебя украли сегодня, только странные дела у нас в конторе творятся. Тыпоговорил бы с Александрой, Андреич! Я так думаю, что Муркин с ней тоже общиедела имел. Боюсь, как бы чего серьезного не стряслось. Да еще активист этот,который у нас на объекте базары разводит. Я раньше думал, что он совсем сдругой стороны, а он, оказывается, тоже с этой… В общем, ты поговори сАлександрой, Павел Андреич, и я тебе расскажу, что знаю… Ну, до завтра тогда.Прости, что так поздно…»

— О чем он говорит? — спросила Ингеборга громким шепотом.Общая таинственность ситуации сильно на нее подействовала. Все было как вдетективном романе, особенно позабытая, а потом внезапно обнаруженная, и,конечно же, в самый подходящий момент, кассета из автоответчика! — Выдогадались, о чем именно он говорит, Павел Андреевич?