Это еще что за новости? Предложение помочь вылетело из меняпомимо моей воли, и я теперь не знал, что с ним делать. На это утро у меня былисовершенно другие планы, и бытовая живопись в них никак не входила. Аннаиспытующе посмотрела на меня.

- А вы умеете? Я думала, композиторы умеют только намузыкальных инструментах играть.

Честно говоря, малярными работами я сроду не занимался, новедь это не должно быть бог весть как сложно. Чем там они орудуют, кистью,валиком или еще чем?

- Но вы же меня научите, - самонадеянно заявил я. - Вконце концов, вы можете поручить мне работу попроще. В любом случае, лишниеруки вам не помешают.

Ого! Я уже уговариваю ее принять мою помощь, как будто дляменя это вопрос жизни и смерти. И как это ей удается, произнося минимум слов,заставлять мужчин делать то, что ей надо, да еще так, что они, наивные идиоты,за счастье почитают и сами напрашиваются.

- Хорошо, - Анна коротко кивнула, - я дам вам валик, ивы будете красить стену на веранде. А я займусь буфетом.

Мы приступили. Не могу сказать, что получалось у меня ловко,к тому же запах у краски оказался и впрямь далеко не цветочный. Я водилрукояткой с насаженным на нее валиком вверх и вниз и проклинал себя занеизвестно откуда взявшуюся отзывчивость, которая мне же во вред и обернулась.И сдалась мне эта Анна! Пусть другие мужики вокруг нее табунами вьются, а меняувольте. Почему я, известный композитор, не очень здоровый человек, недавноперенесший сильнейший гипертонический криз, торчу здесь, изображая из себямаляра, вместо того, чтобы предаваться приятной беседе с оригинально мыслящейстарушкой, попутно попивая кофеек с вкусным, только что извлеченным из духовкипеченьем? Вопрос был простым, а ответа на него не было.

- Анна, а где ваши дети? - спросил я, идя на поводу умысли о том, что матери в обустройстве дома помогать должны были бы именно они,а не посторонний, в сущности, человек.

Она равнодушно пожала плечами.

- Гуляют, играют. Эспера, как всегда, у Марии, аостальные живут по своему распорядку.

- И вы за них совершенно не волнуетесь? - Анна кинулана меня чуть удивленный взгляд.

- Разве я должна волноваться за них? Им никто несделает ничего плохого. Я знаю, вам уже говорили об этом. Так почему вы опятьспрашиваете?

- Я имел в виду несколько иное. Мне кажется, вы какмать должны беспокоиться о том, чтобы ваши дети получили полноценное образование.Они у вас даже в школу не ходят. Только Эспера любит читать, а остальные целымиднями болтаются без дела. Они у вас даже не приучены к тому, что матери нужнопомогать по хозяйству. Неужели вас не беспокоит, что они у вас растутсовершенно не приспособленными ни к жизни в семье, ни к жизни в обществе?

Снова пожатие плечами, только на этот раз она даже необернулась в мою сторону и ответила, не прекращая водить тонкой кистью позатейливым изгибам, выпуклостям и впадинкам, украшающим дверцы буфета.

- Разве дети должны помогать родителям потому, чтородители этого требуют? Дети должны помогать только тогда, когда этогопотребует их душа. Когда они сами осознают, что помогать - это хорошо, эторадостно, это приносит удовольствие. Вот когда ребенок это поймет, родительбудет счастлив принять его помощь. А иначе будет рабский труд из-под палки, игрош цена тому родителю, который примет такую помощь, прекрасно понимая, чтоего ребенок злится оттого, что его не пустили гулять с приятелями или в кино,негодует и не испытывает, помогая маме, ни малейшего морального удовлетворения.

- Вы правы, безусловно, - согласился я, - но мнеказалось, что в таком возрасте, в каком находятся ваши дети, такое пониманиеуже должно быть. Да, пятилетний ребенок может не знать и не осознавать, какаяэто радость помочь папе с мамой, но годам к двенадцати, по-моему, пора бы уженачать взрослеть и соображать, что к чему. Именно это я и имел в виду, когдаспрашивал, не беспокоит ли вас это.

- Вы сказали: "Годам к двенадцати пора взрослеть исоображать, что к чему". А кто сказал, что пора? Где это написано? Ктоустановил эту норму? И потом, я прекрасно справляюсь сама, а если дети начнутмне помогать, я стану чувствовать себя старой и немощной. Между прочим, Мариякаждый день собирает к обеду гостей и отлично справляется без постороннейпомощи.

Мария, опять Мария. Даже в словах Анны я отчетливочувствовал старухино влияние. Интересно, как же это Мария ухитряется вкладыватьв голову соседки свои идеи, если они почти не общаются? Вот уже несколько днейподряд я просиживал у старухи с утра до вечера, и за все это время Анна толькопару раз заглянула буквально на минутку, чтобы угостить Марию свежеиспеченнымпирогом или позвать Эсперу домой. Совместные посиделки у этих двух обитательницодного дома, очевидно, не практикуются. Тоже, кстати, странно. Ведь если Аннанеглупая женщина, ей должно быть интересно подолгу разговаривать с Марией.Впрочем, возможно, раньше они много общались, а потом между ними кошкапробежала. Такое бывает. Правда, я ни разу не слышал от Марии ни одного худогослова об Анне, но это только свидетельствует об уме и душевной деликатностистарушки, а вовсе не об отсутствии конфликта.

- Скажите, Анна, - я все-таки решился задать вопрос,который меня так мучил, - вы помните мужчину, с которым танцевали несколькодней назад на балу?

- Конечно, - она обернулась и с улыбкой посмотрела мнепрямо в глаза. - Он умер, погиб, я слышала об этом по телевизору. Вы хотитеспросить, как я живу со всем этим?

- Ну, в общем... - все нужные слова мгновенно вылетелииз моей головы, ибо такой прямоты я, признаться, не ожидал. - Наверное, этоочень трудно: знать, что любой мужчина, который вас полюбит, обязательно умрет.

Анна расхохоталась, звонко и переливчато.

- Как интересно вы говорите! Любой мужчина, которыйменя полюбит, обязательно умрет... Все мужчины обязательно умрут, это закон,так устроена жизнь. И вы тоже умрете. В этом смысле на мне не лежит никакойответственности. Просто те мужчины, которые захотят меня завоевать, увлечь, женитьна себе и все такое, вот эти мужчины умрут несколько раньше. Но какая, всущности, разница, раньше или позже, все равно результат один и тот же.

- И вам их совсем не жалко? - подивился я такойоткровенной циничности.

- Их? Нет, не жалко. Они сами этого хотели. Их честнопредупреждали и посторонние люди, и я сама. Но они сделали свой выбор. Почемунужно жалеть людей, которые делают сознательный выбор и готовы пожинать плодысвоих решений? По-моему, эти люди заслуживают не жалости, а уважения.

- А вы? Разве вам себя не жалко?

Анна посмотрела на меня с нескрываемым изумлением.

- Почему я должна себя жалеть? Разве со мной что-то нетак?

- Но ведь вы не можете никого полюбить. То есть нет, нетак... - Я отчаянно путался в словах, пытаясь выразить мысль, только чтопришедшую мне в голову. - Вы можете встретить мужчину, к которому потянетсяваша душа, но вы будете знать, что если он ответит на ваше чувство, то вближайшее время умрет и вы снова останетесь одна. У вас остается только двапути: или любить его и принести в жертву року, который над вами висит, и витоге потерять любимого, или не пускать любовь в свое сердце и, сцепив зубы,вычеркнуть такого мужчину из своей жизни. Разве это не страшная участь?