Каким же наивным идиотом я был, когда отмечал на протяжении всеголета происходящие во мне перемены, радовался им и втайне надеялся на то, чтосмогу начать новую жизнь! Я припомнил себя, летящего во Франкфурт исамонадеянно твердящего в уме: "У меня достаточно сил, чтобы решать любыепроблемы и преодолевать любые трудности. Я со всем справлюсь". Уавтомобилистов есть такое понятие: "ложный кураж первого годавождения". Когда человеку начинает казаться, что он уже может все и самчерт ему не страшен, он теряет осторожность и поддается соблазну наглоголихачества, хотя на самом деле он всего-то и умеет, что трогаться с места,переключать скорости и тормозить. То же самое произошло и со мной. Я решил, чтоесли смог преодолеть неприязнь к физическим нагрузкам, похудел, стал капелькусильнее и научился более или менее сносно наносить пару-тройку самыхнезамысловатых ударов, то я теперь другой. Я больше не боюсь конфликтов, ясмело лезу в авантюры, и вообще, жизнь моя теперь пойдет иначе. Вернее, я смогуповернуть ее в любую сторону, стоит мне того захотеть.

Но сегодня я осознал, что в сорок шесть лет нельзя начатьжить так, как будто всей предыдущей жизни не было. Она была. И была именнотакой, какой я ее сделал, сложил, исходя из собственного характера. Я вскопалземлю, посадил растения и вырастил сад, и другим этот сад уже не станет. Егодаже вырубить нельзя. Мне придется доживать свой век именно в этом саду и ни вкаком другом, а если он мне вдруг перестал нравиться - что ж, это моя беда,нужно было думать раньше и сажать другие цветы. И никакие изменения в моейфизической форме, никакой ложный кураж новичка-физкультурника этот сад непеределают и не заставят цветы пахнуть по-другому. Около одиннадцати вечерапозвонила Муся.

- С тобой все в порядке? - обеспокоенно спросила она.

- Да, - вяло откликнулся я. Сил на разговоры не было,да и желания говорить - тоже.

- Почему ты не позвонил? Мы же договорились, что тыбудешь звонить мне два раза в день, утром и вечером.

- Заработался. Только что закончил эпизод. Сейчас чаюпопью и лягу спать.

- Ладно, - в голосе Муси явственно послышалосьоблегчение, завтра не забудь перезвонить мне, хорошо? Если ты не будешьзвонить, мне придется приехать, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

- Я буду звонить, не волнуйся. И приезжать не надо,есть же телефон. По мобильнику я всегда доступен.

- Не вздумай и его тоже отключить, - пригрозила СамкаГепарда на прощание.

Ночью мне не удалось проспать и десяти минут. Мыслибеспорядочно роились в голове, предпринимая отчаянные попытки выстроиться вкакую-нибудь более или менее устойчивую конструкцию. Конструкции не получалось,вернее, она получалась хромой и кособокой, то без окон, то без крыши, то бездверей. Да, к системному анализу мои мозги не очень-то приспособлены, наверное,именно поэтому я и не пишу детективы. Я то ложился в постель, то вставал ибродил по дому, впервые за все годы показавшемуся мне огромным и страшным, пилчай, пиво, кофе, жевал безвкусные бутерброды и ждал утра.

Выехал, едва рассвело, и в начале девятого уже нажималкнопку звонка на знакомой двери. Торопливые шаги, щелчок замка, теплый запахшампуня, исходящий от мокрых, только что вымытых волос. И еще запах корицы,которую она добавляла в кофе.

- Ты вернулся... Господи, какое счастье! Ты вспомнил,да?

Дрожащие губы, глаза, полные слез. Только сейчас это никакне связывалось в моем восприятии с трясущимися шариками мимозы. Елена, роднаямоя, любимая... Я потерял бы тебя навсегда, если бы не вспомнил. Если бы памятьне вернулась, я жил бы долго и счастливо, не ведая, что на свете есть ты и чтоесть этот кошмар. Но она вернулась, и теперь я буду с тобой. И со всем этим.Что лучше?

- Когда?

Я всегда понимал ее с полуслова, впрочем, как и она меня.Вопрос не нужно было задавать целиком.

- Вчера. Ехал на дачу, собирался поработать над книгой.Притормозил у придорожного киоска, нужно было купить воды. А тут двоеалконавтов привязались, полезли в машину, хотели продукты забрать, - я говорилкороткими рублеными фразами, прижимая Елену к себе и глубоко вдыхая родныезапахи. - И тут случилось такое... неожиданное. Ты помнишь Гришу, который сиделс нами за столом?

- Ну конечно, помню.

- Он немного учил меня. В общем, я ударил сначалаодного, потом второго. Я не герой. Лялька, парни были настолько пьяны, что сними любой справился бы, если бы набрался смелости ударить. Не то удивительно,что я с ними справился, а то, что поднял руку на них, смелости набрался,понимаешь? Они валялись на земле, и я еще пнул их ногой. Зачем? Зачем я этосделал? Неужели поглумиться захотел? Откуда во мне это низкое, отвратительноежелание? Я же никогда в жизни не дрался. Я ехал и думал об этом. И вдругвспомнил.

Она отстранилась, погладила меня по щеке.

- Экзистенциальная ситуация, - тихонько проговорилаЕлена. - Точно так же, как тогда. Ты оказался в ситуации, когда твоей жизниугрожала реальная опасность. Ты мог погибнуть. И ситуация длилась достаточнодолго, чтобы сработать. Мгновенного страха бывает недостаточно, а вот еслиситуация длится хотя бы несколько десятков секунд, в психике происходятзначительные перемены.

Как тогда...

...Я валялся на влажной от дождя земле, обмочившийся иобгадившийся от страха, а они глумились надо мной, пинали ногами. Всемало-мальски ценное содержимое моих карманов и сумки уже перекочевало к ним.Это были не настоящие бандиты, возможность забрать мою машину их не вдохновила,хотя ключи торчали в замке зажигания. Их интересовало что попроще, то есть то,что можно быстро скинуть за полцены, и, разумеется, наличные. Четверо молодыхшакалов, лет по восемнадцать, здоровенные амбалы, злобные, агрессивные, тупые,они налетели на меня точно так же, как те, вчерашние, вынырнув из-за палатки,возле которой я остановился, чтобы купить ментоловые леденцы "Холле"- у меня в дороге начало саднить горло, было больно глотать.

Я сперва пытался сопротивляться, но они быстро сломали меня,толстого, неуклюжего, неспортивного, немолодого. Потащили в глубь лесопосадки,подальше от дороги, но могли бы этого и не делать, было уже совсем темно, анаши водители - не камикадзе, они не остановятся, если увидят на обочине драку.Сначала, пока я еще мог говорить, я пытался договориться с ублюдками, взывал кздравому смыслу, к совести, плел какую-то чушь, на которую, как я понимаю,такого рода типы не реагируют, а если и реагируют, то совсем не так, какожидаешь. Они свирепели прямо на глазах, с каждым новым ударом делаясь все злееи страшнее. Не знаю, в какой момент они остановились и почему, я потерялсознание, а когда пришел в себя, их уже не было.

Я отлежался, пока не почувствовал, что могу приподняться наколени. Потом еще невыносимо долго собирался с силами, чтобы встать и постоять,прислонившись к дереву. Рубашка на груди была мокрой насквозь, я провел по нейрукой, и в нос шибанул запах мочи. Я понял, что последним их актом глумлениябыло еще и это... Представил, как валялся в мокрых и грязных вонючих штанах, аэти подонки мочились на меня, и заплакал от отвращения и унижения. Все телоболело, но я этого даже не чувствовал, над всеми ощущениями главенствовалислабость и душевная боль. Еле-еле, по шажочку, от дерева к дереву добрался домашины, которую почему-то никто не угнал. Впрочем, спустя минуту я понялпочему.