Марина наконец-то додумалась взглянуть на часы и какое-товремя неотрывно смотрела на них, тихо моргая: стрелки показывали два.Пополудни, ясное дело: ночью солнышко-то не светит! Да… Вот это заспалась такзаспалась. Немудрено, что в комнате все выстыло, немудрено, что она простопомирает с голоду. А может быть, зловредная Джессика нарочно решила ее небудить? И к ней вообще никто больше не придет?

Марина уже решила было взять судьбу в свои руки и потянуласьодеваться, чтобы самой спроворить себе и ванну и завтрак (обед?) добыть, как вдверь постучали.

Марина радостно сорвалась с постели, замялась, пытаясьпринять ледяную мину на случай, если перед ней окажется предательницаГлэдис, – но военные приготовления оказались напрасны, ибо на лицо еевзлетело выражение детского изумления при виде человека, стоящего за дверью.

Это была Джессика.

– Вы-ы?! – возмущенно выдохнула Марина и сделаладвижение захлопнуть дверь перед ее наглым носом, однако Джессика проворновыставила ножку, придержала дверь, и тут же из-за ее спины в комнату втерласьгорничная с охапкою дров, а следом другая – с кувшинами, и третья – с подносом.Удостоверясь, что Глэдис среди них нет, Марина не стала шуметь, а покорновзобралась на постель и быстро-быстро принялась есть, рассудив, что, пока девчонкиразжигают огонь и наполняют ванну, все равно не удастся сказать Джессике все,что она думает. Джессика ведь тоже за словом в карман не полезет, и неизвестно,до чего они смогут дойти во взаимных обличениях. Недоставало только, чтобы всев замке узнали, как мисс Ричардсон отбила у «русской кузины» двух любовниковразом. Нет, лучше подождать, пока горничные уйдут.

Они, впрочем, не спешили. После молниеносного завтракаМарине предложили проследовать в ванну, что она и сделала с удовольствием. Удевчонки, которая помогала ей, чуток глаза из орбит не повывернулись привзгляде на ее избитые, исцарапанные, стертые ноги, и, хоть она благоразумносмолчала, Марина поняла: без сплетен все же не обойдется. Она уповала лишь нато, что Джессика, которая так и оставалась в комнате все это время, ничего незаметила. Впрочем, как тут же выяснилось, уповала напрасно: едва горничные ушли(не сказав в отличие от Глэдис за все это время и двух слов и ничего не уронив– опять же в отличие от нее же), как Джессика отошла от окна, в котороесмотрела якобы с величайшим интересом, и пристально взглянула на Марину:

– Что с вашими ногами?

Все это время пристойного молчания Марина пыталась решить,как держать себя с Джессикой, и решила в конце концов вообще слова ей неговорить, а только бросать на нее презрительные взгляды. Но от такой наглойпрямолинейности все ее благие намерения разлетелись в пух и прах, и Маринаответила не менее прямолинейно, а также нагло:

– Ваше-то какое дело?

– Большое, – спокойно сказала Джессика. – И даже очень.Вы что, где-то были ночью? Выходили куда-то?

У Марины просто-таки дыхание сперло! Нет, это же надо, а?!

– Будто вы не знаете! – не сдержав ненависти, буркнулаона. – Полно дурочку из себя корчить.

– Если кто-то что-то здесь и корчит, это лишь вы, Марион, –с непоколебимым спокойствием ответила ей Джессика. – Отвечайте мне. Если яспрашиваю, значит, в этом есть необходимость.

– Вам необходимо услышать – что? – яростно сверкнулаглазами Марина. – Что я нынче ночью едва не сделалась жертвою насилия повашей милости и по милости ваших сообщников? Что вы разыграли гнусную интригу,и когда я пошла ночью…

– Ага, стало быть, вы все-таки выходили, –удовлетворенно кивнула Джессика. – А ведь, помнится, я вам в самом началенашего знакомства говорила о разных неприятных случайностях, которыеобрушиваются на тех людей, кои не могут ночью спокойно улежать в своихпостелях.

«Ты-то ведь тоже не улежала, однако едва ли это было так ужнеприятно!» – с ненавистью подумала Марина, вспомнив, как выплясывала ночьюДжессика и заставляла выплясывать Хьюго, однако за самый хвостик успелаухватить уже готовое сорваться словцо. Ее вдруг пронзила догадка: Джессика и неподозревает, что она видела ее с Хьюго! И, как ни велико было искушение броситьей в лицо оскорбление, Марина все-таки удержалась и в самый последний моментуспела вильнуть в сторону:

– Опять-таки по вашей милости!

– Ну, я же не виновата, что вы столь любопытны,Марион! – развела руками Джессика. – Любопытны и дурно воспитаны.Читать чужие дневники и письма у вас постепенно входит в привычку, а это недоводит до добра. Вы недостаточно умны, чтобы понять истинную подоплеку того,что выражено словами. Их глубинный, истинный смысл остается для вас скрыт, апотому вы принимаете за действительность свои нелепые измышления и совершаетемножество ошибок.

– Ладно, совершаю, а вам-то что до этого? – грубоспросила Марина. – Ваша какая в том забота? С чего это вы взялись учитьменя уму-разуму? Подумаешь, мать-настоятельница какая выискалась! Сама-тозавралась до того, что небось и запуталась, с кем когда…

«С кем когда спать», – хотела сказать она, но сновазаставила себя замолчать. Не время. Еще не время! Она обещала пока не открыватьсвои карты.

Но, договорив или не договорив, ей удалось наконец-товзбесить Джессику, и Марина испытала истинное удовольствие, увидав, какойяростью сверкнули светлые глаза, утратив обычную безмятежную прозрачность ирезко потемнев. В гневе Джессика еще пуще похорошела. Впрочем, она тоже не даласебе воли, и голос ее звучал спокойно – только резкое движение, которым онасбросила с плеча каштановый локон, выдало ее состояние.

– Поверьте, мисс Марион, я не для того к вам пришла, чтобыссориться. Мы сейчас напоминаем двух горничных, готовых вцепиться друг другу вволосы из-за пригожего конюха. Если вам не по нраву Хьюго, это дело вашеговкуса, но меня сюда, пожалуйста, не впутывайте! – Она чистоплотно поджалагубки. – Ни Хьюго, ни какой-либо другой мужчина меня не интересуют сами посебе, готова присягнуть на Библии. Меня интересует только лорд Маккол. Толькоон один. И вовсе не потому, что вы там навоображали себе вашим куцым, распутнымумишком!

В горле Джессики что-то заклокотало, и Марина торопливоубрала руки за спину, потому что ничего она так не хотела в жизни, каквцепиться сейчас в эти каштановые, тщательно разубранные локоны. Но Джессиказаговорила вновь:

– Еще раз повторяю: я к вам пришла не просто для приятной –вернее неприятной! – беседы. Дело в том, что Десмонд наконец вспомнил ипро вас и решил, что следует поговорить с вами прежде, чем до вас дойдеточередь у судебного пристава.

«Наконец вспомнил и про вас», конечно, заслуживало тойсердечной боли, которую испытала Марина, но следующие слова повергли ее визумление, которое заглушило боль: