– От несуществующего преследователя? – повторила онагромко, и в голосе ее звенела сталь. – О нет! Я вовсе не это хочу сказать!Несуществующий преследователь не задушил бы несчастную невесту ее жесобственной фатой! Я хочу сказать совсем другое. Я хочу сказать, чтопреследователь изображал привидение, зная, что это может лишить Урсулу остатковразума и сил. А потом, когда это произошло, он без помех, хладнокровно задушилее, на всякий случай еще и сбросив с башни. И знаете что, Марион? Мне кажется…нет, я даже уверена: убийца изображал не человека на деревянной ноге и непоэта, убившего брата. Я думаю, он принял облик леди Элинор, ибо именно еебольше всех почитала и боялась безумная Урсула. А потом, сделав свое страшноедело, убийца вернулся к себе и снял свой ужасный наряд: какой-нибудь белыйбалахон, испятнанный кровью, белую вуаль, кровавые тряпки, которыми онобвязывал свои запястья, чтобы уж полностью уподобиться леди Элинор… Надодумать, он – или она, ведь это вполне могла быть женщина, была совершенноубеждена в том, что никому и в голову не взбредет ее заподозрить. Она былауверена в своей безнаказанности, а может быть, убийство опьянило ее. Говорят,такое случается! Словом, она не позаботилась получше спрятать свой страшныйкарнавальный костюм, а бросила его в первый попавшийся угол… где он и валяетсядо сих пор! – воскликнула Джессика, наклоняясь и доставая из-за шкафакомок белого, испятнанного кровью тряпья. – Или вы скажете, что вам этокто-то подбросил в вашу запертую изнутри комнату?

Марина ничего не сказала: не могла.

Ноги подкосились, и она резко села на кровать.

Джессика, даже не взглянув на нее, прошла к двери ираспахнула ее. Вошел Десмонд.

Марина только вздохнула – да так и замерла с полуоткрытымигубами.

Десмонд тоже не глядел на нее: только на одежду,свешивающуюся из рук Джессики.

– Так, – хрипло выдохнул он. – Значит, так… А ведья тебе не поверил. – Он поднял измученные глаза на Джессику.

– Ничего, – ласково сказала она. – Ничего. Я всепонимаю. Это… это и в самом деле кажется непостижимым. Но надо еще проверитьсерое платье.

– Да. Проверь, – безжизненным голосом проговорилДесмонд. На Марину он не глядел, словно ее и не было в комнате.

Джессика тоже смотрела только прямо перед собой, когдаогибала кровать и шла к шкафу. Без спросу она открыла его, без спросу приняласьрыться в вещах, и Марина вдруг испуганно обхватила себя за плечи: ей захотелосьубедиться, а в самом ли деле она здесь сидит? Может быть, ее и впрямь нет вкомнате, оттого Джессика и ведет себя столь бесцеремонно, а Десмонд стоит какнеживой и тупо верит напраслине, которую возводит на нее Джессика?

Но именно в то мгновение, когда Марина убедилась вреальности своего существования, Джессика выхватила из шкафа платье и подбежалак свету.

– Вот! – воскликнула она торжествующе. – Вот они,эти пятна. Я так и знала, что она не позаботится их свести. Она не сомневалась…

– Да, – тем же мертвым голосом молвил Десмонд. –Она не сомневалась ни в себе… ни во мне. А напрасно.

Тут он наконец поднял глаза, но почему-то не смотрел ей влицо, а на руки, которыми она все еще слабо ощупывала свои плечи.

– Вижу, пальцы вы все-таки отмыли от крови, сударыня. Это,конечно, было проще, чем вывести пятна…

– Какие? – шепнула Марина робко. – Пятна какие? Яи забыла о них…

– Пятна крови. – Он не глядя выхватил у Джессики сероебархатное платье и сунул его в лицо Марине.

О господи! Да ведь это пятна от краски, которой Маринаперемазалась в комнате Джессики. На кровь они, может быть, и похожи, но…чепуха! Эти-то пятна каким образом участвуют в паутине ужаса, которой опутанаМарина?

– О чем вы говорите, в толк не возьму! – выкрикнула онаи сама поразилась тому, как хрипло, неуверенно звучит ее голос. – Какоеплатье? Какие пятна! О чем вы говорите, когда кто-то убил Урсулу?!

– Кто-то? – повторил Десмонд, отшвыривая платье с такойсилой, что оно долетело до Джессики и накрыло ее с головой, и теперь онабестолково трепыхалась под ним, пытаясь высвободиться из тяжелыхскладок. – Кто-то? О да! Этот кто-то убил Урсулу… а еще сегодня утром в лесунашли чуть присыпанное дерном и песком еще одно тело. Тело капитана Вильямса сперерезанным горлом. Кто-то убил и его тоже! Агнесс, Вильямс, Урсула… а ктобудет следующим, Марион? Может быть, я?

* * *

И это были не последние его слова. Он еще успел сказать:

– Ваш любовник схвачен и во всем признался!

А потом вышел, так ни разу и не посмотрев на Марину.

Джессика не удержалась и бросила торжествующий, но в то жевремя и опасливый взгляд: вдруг Марина примется оправдываться и не дай богсможет разубедить или хотя бы разжалобить Десмонда! Но та не шелохнулась, иДжессика удалилась в окончательном убеждении, что накрепко пригвоздила своюжертву. И чем дольше она будет в таком убеждении пребывать, понимала Марина,тем лучше.

Стало быть, Хьюго схвачен. Джессика и его не пощадила… Ипризнался! В чем, интересно знать? Уж, конечно, не в том, как ненасытнаялюбовница в восторге скребла его спину ногтями! Небось нагородил целую горунового вранья, очернившего Марину. Например, что она подстрекала его убитьУрсулу или что-нибудь в этом же роде.

Урсула… Урсула погибла!

Увы, увы, – вон тот лесок,

Те изумрудные холмы,

Где обнимал меня дружок,

Где по цветам бродили мы, —