Могучий гул базара, что по ту сторону стен Старого Города,похожий на рёв прибоя, медленно угасает, усталые языки еле ворочаются, каквёсла в ладонях измученных гребцов, чудище шевелится все медленнее. Вот наконецэто уже не чудище, а кучки торгующихся, что завершают сделки, а прямо междувозами уже вспыхнули костры, потянуло запахами жареного мяса, свежесвареннойпохлебки, к небу поднялись дымки и клубы вкусно пахнущего пара.

Мрак выждал, пока на темнеющем небе проступят звёзды, а изтёмной земли начала вырезываться, как невыносимо медленно взлетающая огненнаяптица, исполинская пылающая луна. По всей земле побежали золотые ручьи, а лунапродолжала подниматься, золотые ручьи превратились в реки, и наконец чернотаосталась только в ямах и впадинах, а весь мир заблистал, словно на негообрушились капли золотого дождя. — Пора, — сказал он вслух. Обернулсяк Хрюнде, погрозил пальцем. — Ты тут пока не разоряйся, поняла?.. Щасможно, тут всё чужое, но потом уйдём, а ты напривыкнешься добро не беречь...

Хрюндя с готовностью слезла на пол и запрыгала к нему. Прикаждом прыжке живот ложился на ковер, и Мрак вспомнил, что Манмурт говорил, чтоэто шар, а не жаба. И что надо ей придумать какое-то занятие: за кем-то бегатьили от кого-то удирать.

— Скоро, — сказал он, — скоро набегаемся.Сейчас какой день? Девятый или десятый? Ещё дня четыре — и мы пойдём топтатьмир задними лапами. А ты, если хочешь, и передними.

Хрюндя полезла по его порткам вверх всеми четырьмя. Ввыпуклых глазах он увидел твёрдую решимость ни на двух, ни на четырёх, а воттак, всем пузом, на его твёрдом надежном плече.

— Скоро, — пообещал он. — А пока потерпи.

Он оторвал её цепкие лапки, Хрюндя возмущенно квакнула вполете, подушка приняла её радостно, Хрюндя перекатилась пару раз через голову,а когда вскочила, полная уверенности, что на этот раз так легко не отцепится,на стене прощально качнулся ковер за сдвинувшимся на место камнем.

Камень всё тот же, под ногами сырость, однако ноздри ухватилисвежую струю воздуха. Лапы сами наддали, и через минуту во всю ширьраспахнулось звёздное небо с нещадно блистающей луной.

Ночь, признался он, намного красивее и блистательнее дня.Днём всё выжжено озверелым солнцем, а ночью, как вот сейчас, весь мир сияетлегко и таинственно неким волшебным светом. Ночью вот он, аромат цветущихяблонь, воздух заполнен чудесным рёвом крупных толстых жуков, важных инеуклюжих, что сталкиваются, падают на спину и долго болтают в воздухе всемишестью лапами, умоляя помочь перевернуться.

Громко, но виртуозно орёт великое множество соловьев,взлетая до самых высших нот и растворяясь там в неземной неге, звонко стрекочуткузнечики, немузыкально ухнул, не выдержав, филин, смутился, смолк, только отпруда донеслась трель десятка лягушек. Они не спят, тоже поют, их громкоекваканье и скрекотание, само по себе назойливое, сейчас красиво и умеловписалось в общий хор...

Сильные лапы несли его могучее собранное тело быстрымиэкономными прыжками. Он словно летел над землёй, едва-едва касаясь её кончикамилап. Сбился с ритма, только когда выскочил из-за леса на простор: кровавоезарево пожара полыхало, как вечерняя заря. Даже не полыхает, а заняло половинунеба и передвигается со скоростью улитки. От великого множества домов беженцевосталось всего с полдюжины. Мрак подумал со злой безнадёжностью, что людипрожили здесь уже не одно поколение, а всё ещё их зовут беженцами. Видно, всамом деле, что-то от недоброй магии Мертвого Поля...

Он выронил из пасти узелок, грянулся оземь, через пару минут,уже в одежке горожанина, подходил к дому, который он называл домом Ликии.

С порога ощутил, что внутри пахнет запустением, хотя стариксо старухой были в доме. Оба не спали, увязывали узлы. Мрак всмотрелся в ихизмождённые лица, в голову стукнула внезапная мысль, что какие же они старики,от силы лет на тридцать больше, чем юной Ликии, а выглядят как дряхлые,пережившие, измождённые. Да, не одно поколение этих беженцев пытается что-тосажать здесь, выращивать, но то ли земля слишком пропитана кровью, то литяжесть поражения до сих пор давит на их плечи.

— Случилось что? — поинтересовался он.

— Да, добрый человек, — ответил старик кротко.

— Что?

— Мы остались почти одни. Говорят, здесь по ночам всёчаще поднимаются мёртвые... Здесь же была однажды страшная битва, вся земляпропиталась кровью! Потому здесь так тяжко... Мы терпели долго, но теперьмертвецы подают знаки... Не хотят, чтоб мы вот так по земле, где лежат ихкости...

Мрак смолчал. Возможно, и лучше, что все отсюда разъедутся,растворятся по всей Барбуссии. Здесь они друг другу не дают забывать, что всеони — изгои, а на новом месте — новые заботы. А останутся — и через сто летбудут беженцами...

Старик вздрогнул, глядя на золотые монеты. На ладони Мракапоместилась целая горсть.

— Это чистые деньги, — успокоил Мрак. —Никого не убил, не ограбил... Это вам на обустройство на новом месте.

— Один из моей родни, — сказал старик, —передал весточку, что разводит овец... Нравится! Зовёт. Говорит, что разводитьовец — интересно. Да не так, как у нас — пяток, а большие стада! Я поговорил состарухой, она говорит: почему и нет? Здесь уже никого не осталось...

Он топтался перед Мраком, не зная, как ему сказать, этомугрозному человеку, он же спас Ликию из рук жуткого Волдыря, и Мрак сам сказал:

— Хорошо. Тебе виднее. А с конём сделаем так... Завтраприведи в тцарский дворец, хорошо?

Старик отшатнулся:

— Я? В тцарский? Кто ж меня с моим-то рылом?

— С подарком пустят, — успокоил Мрак. —Подарки все любят. Скажешь, что привёл этого коня тцару в дар.

— И что мне скажут?

— Велят малость подождать, — объяснил Мрак. —Во дворе. Не в залы ж с конём? Тцар выйдет... или его выведут под белы руки,изволит посмотреть на коня, поблагодарит, даст тебе пару золотых монет.

Старик в недоверии покачал головой.

— Не знаю, не знаю... Тцар — это так высоко... Я иперед своим деревенским старостой издали... ещё с дальнего края деревни шапкудолой и кланяюсь... А как же сам конь, тебе не жалко?

— Жалко, — ответил Мрак. — Но ты всё сделай,хорошо?

— Хорошо, — ответил старик печально. — Аты... ты куда?

— Я там буду, — пообещал Мрак. — Мы с тобойещё увидимся.

— Хорошо, — ответил старик озадаченно, явно непонял это загадочное «там», но переспрашивать из крестьянской деликатности нестал.

Когда впереди показались стены Куявы, Мрак смутно удивился,что они такие тусклые, но, подняв голову, ахнул. Тяжёлые низкие тучи катятпочти над головой, чувствуется целое море воды, что вобралось в эти тучи, как висполинскую губку, но готово обрушиться на головы.